Вот это? Это даст мне силу? Идиот! Смотри.
И с размаху швыряет кулон об пол.
Я вскрикиваю, а рубин разбивается, как простая стекляшка. Вдребезги. Осколки разлетаются по всему залу, а Дамиан смеётся.
Видел? Сила? Зло, добро какая разница? Власть и сила нет ничего важнее! Я всесилен, ты можешь себе это представить?! Стоит мне только захотеть и я одной мыслью убью любого в этом зале! Вы все будете ползать у моих ног! Да, вот как ты сейчас, Виил.
Я действительно падаю на колени, ловлю осколок-искорку, сжимаю в руке и не чувствую боли. А когда разжимаю пальцы, искорка поднимается в воздух и опускается мне на щёки, смешивается с моими слезами. Гаснет.
Дёрнув уголком рта, Дамиан отворачивается, идёт обратно к столу и бросает через плечо.
Даю тебе право последнего слова. И советую просить прощения. Может, я и смилостивлюсь.
У стола он останавливается, оборачивается.
Ну же, Виил. Скажешь мне что-нибудь напоследок? И улыбается злой, жестокой улыбкой. Той, с которой он превращает людей в камень.
Виола, не надо, одними губами шепчет Ромион.
Мне так жаль тебя, бормочу я. Ты как демон, который тоже постоянно голоден и которому постоянно скучно. Мне так жаль.
Краем глаза я замечаю у одного из столов Туана. Он широкими от изумления глазами смотрит на меня. Я грустно улыбаюсь.
Что, это и всё? вскидывает брови Дамиан. Виил, проси прощения! Или, клянусь бездной, твоя смерть будет ужасной.
Я закрываю глаза и глотаю слёзы. Нет, всё правильно. Всё и должно быть так. Честно. Мы друг друга не понимали раньше, потому что я лгала самой себе а потом и ему. Хватит. Я не могу так больше.
Потом я снова смотрю, ловлю взгляд Дамиана и снимаю волшебную перчатку. Всё так, так, я не буду больше лгать. Всё так.
По залу проносится изумлённый вздох, Дамиан отшатывается к столу, а я сверкаю золотом и благоухаю фиалками. Мои волосы, больше не сдерживаемые шпильками, лежат вокруг меня дивным шлейфом. Кажется, от их сияния в зале становится светлее.
Виола, нет! выдыхает Ромион, и в наступившей тишине его слышно на весь зал.
Я грустно улыбаюсь, но смотрю только на Дамиана. В его глазах такая злость и ненависть, что они бы сожгли меня Но я сияю ярче. И когда он поднимает руку, я вижу, как его губы шепчут проклятье не вставая с колен, я громко говорю:
Я люблю тебя.
И свет становится тьмой.
Она светилась, даже когда должна была обратиться в камень. Даже когда упала, сорванным цветком склонилась на пол, и её глаза закрылись, она, бездна и все демоны, светилась!
Этот свет резал ему глаза. Такой же свет, как та стекляшка, которая только что разбилась, но она перестала сиять, а эта фея нет.
И он заключил её в лёд но лёд растаял от её тепла, однако, сияние всё же чуть поблёкло. Теперь он уже мог на неё смотреть, не отводя глаз.
Он смотрел. Вокруг творилось что-то странное кажется, его гости опять аплодировали, но чему? Кажется, его брат рыдал, но до него Дамиану не было дела. Он смотрел на фею, укрытую волосами, как плащом, смотрел и удивлялся. Он должен был ненавидеть, должен был чувствовать радость. Он был уверен, что будет безмерно рад, когда она, наконец, умрёт. Он мечтал об этом и сотни раз представлял, видел в своих снах. Он должен был ликовать, и его гости просто предвосхитили эту радость, потому и аплодировали, а кто-то даже поздравлял. Поздравлял? С чем? Что какая-то фея умерла?
Радости не было. Была пустота. И холод, цепкий холод, от которого его трясло.
Он машинально шагнул к ней просто вспомнил, что это же она его грела всё это время. Какой глупостью было убить её! Теперь придётся искать новый источник тепла. И если вспомнить записи других Властелинов, ничто его уже не согреет. Ей когда-то принадлежало его сердце, поэтому оно так сияло в её присутствии, поэтому так отзывалось на её прикосновения. Как же он раньше не догадался?..
Перед ним расступались все, кроме этого надоедливого брата но и его лишь по отголоску желания духи оторвали от ещё сверкающей феи и оттащили прочь.
Её следовало уничтожить. Сжечь тело, развеять в прах. Вывесить на всеобщее обозрение за воротами. Отрубить голову. Любой Властелин поступил бы так, и этого от него ждали.
Дамиан наклонился только, чтобы убедиться, что она мертва, думал он. Попробовал отодвинуть волосы с лица, но они не слушались и всё ещё жгли ему пальцы. На них пыльцы было больше всего.
Тогда Дамиан приобнял девчонку и повернул к себе, прислушался: она не дышала. Волосы упали, открыли лицо. Бледная кожа всё ещё была теплой, но это, конечно, ненадолго. Слёзы на её щеках и в уголках губ уже превратились в льдинки.
А ещё она была прекрасна. Дамиан смотрел на неё и удивлялся: смерть или молчание, или его магия сделали её волшебно-красивой? Кощунством было бы сжечь её и больше никогда не увидеть её лица.
И кощунством было думать, что кто-то другой станет смотреть на неё. Эта мёртвая красота принадлежала только ему.
И кощунством было думать, что кто-то другой станет смотреть на неё. Эта мёртвая красота принадлежала только ему.
Она была лёгкая-лёгкая, как пушинка. Странно, обычно после его заклятий люди становились тяжелее. Камень, лёд Требовались маги, чтобы поднять их и принести для него, например, в сад или в тронный зал. Но эту фею он нёс сам, легко туда, где ходу другим не было: в лабораторию.