— Мало того, что вы осмелились вторгнуться в пределымоей империи, усыпили бдительностьмоей стражи, так еще и осмеливаетесь выдвигатьмне необоснованные обвинения?! Да подумали ли вы о том, ктоя ?
— Я прекрасно осведомлена о том, кто вы, принцесса Элоранта, регент империи Иезекиль, дочь навек уснувшего в ледяной могиле императора Алиаса. В сравнении с его звериным сумасшествием, ваши указы вызывают пока что только озабоченность и тревогу, однако и Алиас начинал не с геноцида, а вещей вполне безобидных. В частности, поначалу он предпочел подвергнуть моральной «чистке» граждан собственной империи, узаконив пресловутую казнь для предателей крови. Какая изящная формулировка, не правда ли, принцесса? Ваш так называемый отец разом избавился от всех вольнодумцев Иезекиля, пользуясь ею. Вся беда в том, что однажды пристрастившись к таким «серым» формулам, дающим немалую власть и контроль, человек уже не способен остановиться: уничтожив сопротивление в доступных ему владениях, император поднял руку на вольные народы. Что ж… Да будет известно вам, что он умер от моей стрелы, вынутой из этого колчана ровно год тому назад. Стрелы эти созданы душой волн и дыханием ветра, от них нет защиты, а любые преграды бесполезны. И никакая власть, никакие человеческие законы не способны остановить природные силы, если поступки людей переполнили их терпение. Теперь вы, Элоранта, уверенно ступаете по следам последнего императора, не удосужившись даже обдумать причины его падения. Неосмотрительно и глупо. Вы заняли не свое место, и теперь пора его покинуть, чтобы не вышло большой беды.
Элоранта оказалась непрошибаемой. По крайней мере, логику она воспринимала лишь в той мере, в коей она требовалась принцессе для построения собственных заключений. Любая иная правда, выходящая за рамки ее представлений о справедливом и несправедливом, упорно не желала находить достойного места в неглупой, вроде, голове. Годы превозносимой выше небес гордыни и самолюбования, служащих маскировкой для внутренних метаний, сделали свое дело — она разучилась всерьез бояться или страшиться чего-либо, кроме одиночества. Такая черта характера могла стать ее бесспорным достоинством, если бы Элоранта выбрала для себя судьбу воина или мага, но ее мнимое бесстрашие не сопровождалось искренней уверенностью в правильности своих действий. Оно возникло как щит против одиночества и служило ширмой для настоящих чувств, потому и искренним быть никак не могло. Элоранта никогда не ощущала твердой уверенности в том, что ее действия приведут к верному результату. Потому, наверняка, и совершала все больше ошибок, путаясь в своих фальшивых желаниях и не желая признавать искренние. Впрочем, ее это не особенно беспокоило: от многочисленных поклонников и немногочисленных врагов избавляться таким образом удавалось, а возможные последствия ее не волновали вовсе.
— Вы осмеливаетесь мне угрожать,леди бастард ?
Кайлит сдавленно улыбнулась в ответ принцессе. Среди варваров обвинение в нечистоте крови слыло самым страшным и позорным, но высказать подобную глупость в лицо Леди волн? Глупо и смешно: изначально магический род не имел истории в человеческом понимании этого слова — напротив, он сам являлся воплощенной историей. Ну а Кайлит находилась значительно выше любого рода и колена, как магического, так и обделенного сверхъестественными способностями. Тем не менее, сама Леди волн, как правило, утверждала, что является дочерью последнего из морских владык, не более того, хотя и смешно полагать, что у Богини вообще могли быть родители. Ох уж эти чужие секреты, загадочные тайны иезекильского двора! Когда не знаешь их доподлинно, разумнее придерживаться афишируемой версии истории…
Противостояние империи и морского народа, время от времени переходящее в острые формы, имело богатую тысячелетнюю историю.