Кафе «Четыре кота» находилось в двух шагах от нашего дома и было одним из моих любимых мест в Барселоне. Именно там в 1932 году познакомились отец и мать, и я считал, что именно очарованию этого старого кафе отчасти обязан своим появлением на свет. Притаившийся в полумраке фасад охраняли два каменных дракона, а остановившие время газовые фонари берегли воспоминания о прошлом. Войдя в кафе, посетители растворялись здесь среди теней прошлого, но не только. Счетоводы, мечтатели, начинающие гении оказывались за одним столиком с Пабло Пикассо, Исааком Альбенисом, Федерико Гарсиа Лоркой или Сальвадором Дали. Любой бродяга, заплатив за чашку кофе, мог на несколько минут почувствовать себя исторической личностью.
Боже! Семпере, воскликнул Барсело, увидев моего отца, блудный сын! Чем обязан?
Обязаны вы, дон Густаво, моему сыну, Даниелю, который только что сделал открытие.
Тогда присоединяйтесь к нам. Сие знаменательное событие стоит отметить.
Знаменательное? прошептал я отцу.
Барсело изъясняется исключительно высоким стилем, вполголоса сказал мне отец. Ты помалкивай, а не то он еще и не такого наговорит.
Люди за столиком потеснились, освобождая нам место, и Барсело, любивший пустить пыль в глаза, настоял на том, что угощение за его счет.
Сколько лет отроку? спросил он, искоса поглядывая на меня.
Скоро одиннадцать, гордо ответил я.
Барсело лукаво улыбнулся:
Иными словами, десять. Никогда не прибавляй себе годы, букашка, об этом позаботится сама жизнь.
Некоторые из приятелей-библиофилов пробурчали нечто одобрительное. Барсело подозвал официанта, такого древнего, что его давно уже можно было объявить памятником старины.
Коньяк для моего друга Семпере, да самый лучший, а для его отпрыска молочный коктейль. Ему надо расти. И еще несколько ломтиков окорока, только не такого, как в прошлый раз, понял? Вы тут не фирма «Пирелли», чтобы резиной торговать, грозно сказал книгопродавец.
Официант кивнул и удалился, волоча ноги и душу.
Ну что я вам говорил? продолжил Барсело. Откуда взяться рабочим местам, если в этой стране не увольняют даже покойников? Вспомните Сида. Видно, ничего уж тут не поделаешь.
Книголюб, посасывая погасшую трубку, пристально рассматривал книгу, что я держал в руках. Несмотря на личину пустомели и болтуна, он носом чуял хороший текст, как волк запах крови.
Итак, сказал Барсело, изображая безразличие, с чем пожаловали?
Я взглянул на отца. Он кивнул. Не долго думая я отдал книгу Барсело, и она оказалась в опытных руках. Тонкие пальцы пианиста быстро исследовали ее состояние, переплет и качество бумаги. С рассеянной улыбкой Барсело раскрыл страницу с выходными данными и, словно опытный криминалист, исследовал ее за одну минуту. Все вокруг, затаив дыхание, наблюдали за ним, словно ожидая чуда или разрешения сделать следующий вдох.
Каракс. Интересно, невозмутимо произнес он.
Я протянул руку за книгой. Барсело приподнял брови, однако вернул ее мне с ледяной улыбкой:
Где ты ее раздобыл, малыш?
Это секрет, ответил я, догадываясь, что отца забавляет ситуация, в которую попал этот всезнайка.
Барсело нахмурился и перевел взгляд на моего отца:
Послушайте, Семпере, только из уважения к вам и благодаря узам давней и искренней дружбы, которые нас связывают, остановимся на сорока дуро, и ни песеты больше.
Я должен посоветоваться с сыном, возразил отец. Книга принадлежит ему.
Барсело обратил ко мне волчий оскал:
Что скажешь, отрок? Для первого раза сорок дуро совсем неплохо Семпере, твой мальчуган далеко пойдет. Он прирожденный книготорговец.
Сидевшие за столом подобострастно рассмеялись. Барсело самодовольно посмотрел на меня и достал свой кожаный бумажник. Он отсчитал сорок дуро, что по тем временам было целым состоянием, и протянул их мне. Я молча покачал головой. Барсело снова нахмурился:
Видишь ли, алчность один из смертных грехов, порождаемых бедностью, не так ли? Так и быть, шестьдесят дуро, и ты сможешь завести себе сберкнижку, в твоем возрасте пора подумать о будущем.
Я снова молча покачал головой. Сквозь монокль Барсело бросил разъяренный взгляд на моего отца.
Зря вы на меня смотрите, сказал отец, я тут ничего не решаю.
Барсело вздохнул и стал пристально меня разглядывать:
Послушай, малыш, чего ты хочешь?
Я хочу знать, кто такой Хулиан Каракс и где можно найти другие его книги, если, конечно, он еще что-нибудь написал.
Густаво тихо рассмеялся и убрал бумажник, поняв наконец, с кем имеет дело.
Ты прямо академик! Семпере, и чем вы его только кормите? пошутил книготорговец.
Он доверительно наклонился ко мне, и в его глазах промелькнуло нечто вроде уважения, чего еще несколько секунд назад я в них не видел.
Давай договоримся: завтра вечером ты зайдешь в библиотеку Атенея и спросишь меня. Захвати с собой книгу, чтобы я мог хорошенько ее рассмотреть, и я расскажу тебе все, что знаю о Хулиане Караксе. Quid pro quo.
Quid pro что?
Латынь, парень. Мертвых языков не существует, есть лишь заснувший разум. Иными словами, хотя и говорят, что даром только сыр в мышеловке, но ты пришелся мне по душе, и я окажу тебе услугу.
От говорливости этого человека мухи на лету дохли, но я смутно чувствовал, что, если хочу добыть сведения о Хулиане Караксе, мне лучше поддерживать с ним добрые отношения. Я деланно улыбнулся, изображая восторг перед его изысканной речью и латинизмами.