Я оглянулся на сереющий арочный проем: показалось или нет, что в конце улицы, берущей начало в проходе под аркой, блеснули в лунном свете стальные доспехи? Что сделает ночная стража, обнаружив меня рядом с двумя мертвыми телами?
Желания остаться и проверить мелькнувшие у меня по этому поводу догадки не возникло. К тому же я любой ценой хотел сохранить свое инкогнито, иначе не только это происшествие, но и история с печатью смерти очень быстро станет известна моим родителям. И я бросился бежать, как какой-нибудь преступник. Сапоги бухали по булыжной мостовой, звук шагов дробился, отражаясь от стен, вскоре стало чудиться, будто кто-то гонится за мной по пятам. Несколько брошенных через плечо взглядов не смогли разубедить меня окончательно. В панике я мчался, не разбирая дороги, направление на Рыночную площадь было потеряно. Теперь улицы казались мне чересчур светлыми, на таких не скроешься от преследователей. При первой же возможности я свернул в донельзя узкий и темный переулок, заметался из стороны в сторону, обходя препятствия в виде старых бочек, мусорных куч и прочего хлама, в изобилии встречающегося на любых задворках. Кто знает, как далеко завели бы меня страх и ноги, но ближе к концу грязного прохода тело резко повело в сторону. Внезапная боль, похожая на ту, что я испытал, когда давешний беглец наградил меня печатью, пронзила левый бок и плечо, и тут же руку скрутила страшная судорога, я даже вскрикнул, но тут же прикусил губу. Стража, если только увиденный мной блеск брони не был игрой воображения, могла находиться совсем близко. А боль между тем продолжала терзать мышцы, невидимой лапой свивая их в тугие жгуты. Я присел, скрючившись, у стены кирпичной развалюхи, прижимая к груди левую руку и старательно глуша стоны.
Боль прошла так же внезапно, как появилась. Осталось лишь легкое покалывание, похожее на то, что возникает, если в неудобном положении отсидишь ногу. Я разогнулся, но не торопился продолжить бег. Следовало осмотреться и сориентироваться. Крыши двухэтажных зданий нависали, почти закрыв собой ночное небо; мрачная колоннада разнокалиберных труб торчала над ними, почему-то наводя на мысль о каменных обелисках на кладбище. Должно быть, виной тому мое похоронное настроение. Ни одного знакомого ориентира вроде Часовой башни, дворца или форта в пределах видимости. Я направился дальше по извилистому переулку, все так же находя дорогу среди сваленного здесь барахла. Впереди забрезжил просвет, проулок влился в более широкую улицу. Не избалованная светом фонарей, она тянулась куда-то параллельно морю. Сориентировавшись по огню маяка на сторожевой башне форта, я наконец разобрался, куда завела меня кривая дорожка. Старый город остался в стороне, я очутился в непосредственно примыкающих к недавно оставленному мною злачному району Лоскутных кварталах.
Не всякий город может похвастаться такой достопримечательностью: трущобы есть везде, а вот попасть в район, официально заселенный профессиональными нищими, «калеками» и теми, кто зарабатывает на жизнь мелким воровством, можно только в Каннингарде! Дома вокруг стояли хоть и старые, но вполне обыкновенные, и в более богатых частях города встречаются постройки куда обшарпаннее. Его Светлость Ги-Васко мог испытывать законную гордость – в нашем герцогстве даже нищие были достаточно богаты, чтобы владеть приличной недвижимостью.
Ночная экскурсия мало что рассказала мне о квартале, куда забредать раньше мне не доводилось. Как я уже говорил, дома здесь стояли самые обычные, двух-трехэтажные, большинство были сложены из камня; у некоторых, как в борделе, где мне сегодня довелось побывать, имелись деревянные надстройки – явно более новые, чем нижние этажи. Ставни были повсюду закрыты, но буквально в трех домах от того места, где я вынырнул из проулка, на мостовую падал пучок света от раскачивающегося на железном крюке фонаря. К этому же крюку крепилась жестяная вывеска. «Тощий повар» – сумел прочитать я, когда вплотную приблизился к зданию.