Первую проблему Блая звали штурман Джон Фрайер. И вторую врач Томас Хагган.
Четверг 9 октября, должно быть, надолго запомнится капитану «Баунти». В тот день случились целых два из ряда вон выходящих события.
Сначала открытую непокорность продемонстрировал Фрайер. Он отказался подписать расходные книги Блая. Дело в том, что раз в два месяца капитан (являясь еще и экономом «Баунти») подсчитывал корабельный дебет-кредит, и штурман обязан был письменно подтверждать точность этих записей. На этот раз Фрайер, не вдаваясь в подробности, вернул Блаю бумаги неподписанными.
Командир потребовал объяснений. Объяснений не последовало. Тогда Блай, беснуясь от бессилия, решил воздействовать на подчиненного «через коллектив» и велел свистать всех наверх. Экипажу, собравшемуся на палубе, в очередной раз зачитали Воинский Устав и должностные инструкции. После чего, по словам Моррисона, «были вынесены книги и бумаги вместе с пером и чернилами, и мистер Блай сказал:
А сейчас, сэр, подпишите эти книги.
Штурман взял перо и сказал:
Я подписываю, повинуясь вашим приказам, но это может быть впоследствии отменено.
Книги были подписаны, и людей отпустили».
До сих пор исследователи спорят: почему Фрайер подписал тогда эти амбарные и казначейские книги Блая только по принуждению? Усмотрел в записях капитана неточность, неважно, преднамеренную или случайную? Или по недавнему примеру Пёрселла тоже решил показать свою независимость от командира? Не захотел участвовать вприписках? Тогда почему не объявил об этом открыто, во всеуслышание, перед всей командой? Испугался публично обвинить командира в мелком воровстве и денежной нечистоплотности, опасался, что это вызовет взрыв возмущения и без того недовольного экипажа? Но почему в этом случае Фрайер молчал и четыре года спустя, во время суда над мятежниками?
К величайшему сожалению, сами эти книги (а также остальная финансово-экономическая отчетность «Баунти»), в отличие от судового журнала и личного дневника Блая, не сохранились. Скорее всего, бумаги сгорели вместе с кораблем на Питкэрне, в январе 1790-го, если не раньше
В общем, загадка остается. Второй персональный мини-мятеж на «Баунти» погас, не успев вспыхнуть.
Капитан корабля. Рисунок XVIII века.
Затем, в тот же самый день 9 октября грянула другая беда, на сей раз по вине лекаря Хаггана. И беда посерьезнее.
Умер человек.
Еще три дня назад Блай узнал ошеломившую его новость. Выяснилось, что один из матросов, 28-летний шотландец Джеймс Валентайн лежит при смерти. Оказалось, еще во время стоянки в Бухте Адвенчер он, заготавливая доски, повредил себе руку. Как только «Баунти» вышла в море, Валентайн обратился за помощью к судовому доктору Хаггану. Тот, не долго думая, прописал больному «универсальное» средство кровопускание. Очевидно, что вечно нетрезвый доктор провел эту примитивную операцию крайне плохо: Валентайн получил заражение крови, переросшее затем в гангрену.
От капитана этот факт скрывали до последнего момента. Что еще больше взбесило Блая. Из-за пустяковой раны по халатности старого алкоголика погибал «один из самых здоровых» (по выражению командира) матросов. И как-либо изменить ситуацию капитан «Баунти» был не в состоянии: ни вернуть больного Валентайна к жизни, ни покарать виновного в его смерти Хаггана (корабельный врач, как и судовой плотник, приравнивался к младшему офицерскому составу и никакому наказанию, за исключением ареста, не подлежал).
И вот через трое суток агонии несчастный матрос скончался. 9 октября тело Джеймса Валентайна, зашитое в парусину, по старинному морскому обычаю отпели и предали воде[24].
Так «Баунти» потеряла первого человека из своего экипажа. Опережая события, скажем, что следующим станет сам лекарь Томас Хагган. Жить ему остается ровно два месяца.
И вот через трое суток агонии несчастный матрос скончался. 9 октября тело Джеймса Валентайна, зашитое в парусину, по старинному морскому обычаю отпели и предали воде[24].
Так «Баунти» потеряла первого человека из своего экипажа. Опережая события, скажем, что следующим станет сам лекарь Томас Хагган. Жить ему остается ровно два месяца.
Но пока он продолжает пить. А у экипажа, лишенного элементарной медицинской помощи, тем временем начинаются проблемы со здоровьем. И весь остаток пути до Таити проходит у Блая, если можно так выразиться, «под знаменем» Хаггана.
Несколько человек стали жаловаться на боль и кровотечение десен. Неужели цинга?! Должно быть, это известие шокировало Блая. Ведь он, по примеру своего кумира Кука считая цингу «позором» современного судна, делал все, чтобы его люди не болели. Экипажу срочно предписали пить солодовую эссенцию и растворимый гороховый суп.
Потом Блай, не надеясь на Хаггана, даже сам не побрезговал проверить состояние матросских ртов. И, разумеется, никаких признаков цинги не обнаружил. (Странно, что он не поручил эту процедуру другому специалисту штатному помощнику лекаря Томасу Денману Ледуорду; и ему не доверял?)
19 октября новая искра конфликта, проскочившая между капитаном и экипажем. И снова не без участия Хаггана. Двое помощников ветеранов «Баунти», ботаника Нельсона и канонира Пековера соответственно, садовник Уильям Браун и матрос Джон Миллз, жалуясь на так называемый ревматизм[25], отказались плясать на палубе. В результате оба были лишены положенной порции грога.