Озяб я, братцы! Х-холод но!
Медведев. Мм а если спросить кто такая кума?
Бубнов. Отстань! Ты, брат, теперь тю-тю! Ты уж не бутошник кончено! И не бутошник, и не дядя
Алешка. А просто теткин муж!
Бубнов. Одна твоя племянница в тюрьме, другая помирает
Медведев(гордо). Врешь! Она не помирает, она у меня без вести пропала!
Сатин хохочет.
Бубнов. Все равно, брат! Человек без племянниц не дядя!
Алешка. Ваше превосходительство! Отставной козы барабанщик!
У кумы есть деньги,
У меня ни гроша!
Зато я веселый мальчик,
Зато я хороший!
Холодно!
Входит Кривой Зоб; потом до конца акта еще несколько фигур мужчин и женщин. Они раздеваются, укладываются на нары, ворчат.
Кривой Зоб. Бубнов! Ты чего сбежал?
Бубнов. Иди сюда! Садись запоем мы, брат! Любимую мою а?
Татарин. Ночь спать надо! Песня петь днем надо!
Сатин. Ну, ничего, князь! Ты иди сюда!
Татарин. Как ничего? Шум будет когда песня поют, шум бывает
Бубнов(идя к нему). Князь! Что рука? Отрезали тебе руку?
Татарин. Зачем? Погодим может не надо резать Рука не железный, резать недолго
Кривой Зоб. Яман твое дело, Асанка! Без руки ты никуда не годишься! Наш брат по рукам да по спине ценится Нет руки и человека нет! Табак твое дело!.. Иди водку пить больше никаких!
Квашня(входит). Ах, жители вы мои милые! На дворе-то, на дворе-то! Холод, слякоть Бутошник мой здесь? Бутарь!
Медведев. Я!
Квашня. Опять мою кофту таскаешь? И как будто ты немножко того, а? Ты что же это?
Медведев. По случаю именин Бубнов и холодно слякоть!
Медведев. По случаю именин Бубнов и холодно слякоть!
Квашня. Ты гляди у меня слякоть! Не балуй Иди-ка спать
Медведев(уходит в кухню). Спать я могу я хочу пора!
Сатин. Ты чего больно строга с ним?
Квашня. Нельзя, дружок, иначе Подобного мужчину надо в строгости держать. Я его в сожители взяла, думала, польза мне от него будет как он человек военный, а вы люди буйные мое же дело бабье А он пить! Это мне ни к чему!
Сатин. Плохо ты выбрала помощника
Квашня. Нет лучше-то Ты со мной жить не захочешь ты вон какой! А и станешь жить со мной не больше недели сроку проиграешь меня в карты со всей моей требухой!
Сатин(хохочет). Это верно, хозяйка! Проиграю
Квашня. То-то! Алешка!
Алешка. Вот он я!
Квашня. Ты что про меня болтаешь?
Алешка. Я? Всё! Всё, по совести. Вот, говорю, баба! Удивительная! Мяса, жиру, кости десять пудов, а мозгу золотника нету!
Квашня. Ну, это ты врешь! Мозг у меня даже очень есть Нет, ты зачем говоришь, что я бутошника моего бью?
Алешка. Я думал, ты его била, когда за волосы таскала
Квашня(смеясь). Дурак! А ты будто не видишь. Зачем сор из избы выносить?.. И, опять же, обидно ему Он от твоего разговору пить начал
Алешка. Стало быть, правду говорят, что и курица пьет!
Сатин, Клещ хохочут.
Квашня. У, зубоскал! И что ты за человек, Алешка?
Алешка. Самый первый сорт человек! На все руки! Куда глаз мой глянет, туда меня и тянет!
Бубнов(около нар Татарина). Идем! Все равно спать не дадим! Петь будем всю ночь! Зоб!
Кривой Зоб. Петь? Можно
Алешка. А я подыграю!
Сатин. Послушаем!
Татарин(улыбаясь). Ну, шайтан Бубна подноси вина! Пить будим, гулять будим, смерть пришол помирать будим!
Бубнов. Наливай ему, Сатин! Зоб, садись! Эх, братцы! Много ли человеку надо? Вот я выпил и рад! Зоб!.. Затягивай любимую! Запою заплачу!..
Кривой Зоб(запевает).
Со-олнце всходит и захо-оди-ит
Бубнов(подхватывая).
А-а в тюрьме моей темно-о!
Дверь быстро отворяется.
Барон(стоя на пороге, кричит). Эй вы! Иди идите сюда! На пустыре там Актер удавился!
Молчание. Все смотрят на Барона. Из-за его спины появляется Настя и медленно, широко раскрыв глаза, идет к столу.
Сатин(негромко). Эх испортил песню дур-рак!
Занавес
Детство
Повесть
Сыну моему посвящаю
Глава I
В полутемной тесной комнате, на полу, под окном, лежит мой отец, одетый в белое и необыкновенно длинный; пальцы его босых ног странно растопырены, пальцы ласковых рук, смирно положенных на грудь, тоже кривые; его веселые глаза плотно прикрыты черными кружками медных монет, доброе лицо темно и пугает меня нехорошо оскаленными зубами.
Мать, полуголая, в красной юбке, стоит на коленях, зачесывая длинные, мягкие волосы отца со лба на затылок черной гребенкой, которой я любил перепиливать корки арбузов; мать непрерывно говорит что-то густым, хрипящим голосом, ее серые глаза опухли и словно тают, стекая крупными каплями слез.
Меня держит за руку бабушка круглая, большеголовая, с огромными глазами и смешным рыхлым носом; она вся черная, мягкая и удивительно интересная; она тоже плачет, как-то особенно и хорошо подпевая матери, дрожит вся и дергает меня, толкая к отцу; я упираюсь, прячусь за нее; мне боязно и неловко.
Я никогда еще не видал, чтобы большие плакали, и не понимал слов, неоднократно сказанных бабушкой:
Попрощайся с тятей-то, никогда уж не увидишь его, помер он, голубчик, не в срок, не в свой час
Я был тяжко болен, только что встал на ноги; во время болезни я это хорошо помню отец весело возился со мною, потом он вдруг исчез, и его заменила бабушка, странный человек.
Ты откуда пришла? спросил я ее.
Она ответила:
С верху, из Нижнего, да не пришла, а приехала! По воде-то не ходят, шиш!