Не прошло полугода со дня смерти жены, как он уже посватался к дочери знакомого ему по делам уральского казака-старообрядца. Отец невесты, несмотря на то, что Игнат был и на Урале известен как «шалый» человек, выдал за него дочь. Ее звали Наталья. Высокая, стройная, с огромными голубыми глазами и длинной темно-русой косой, она была достойной парой красавцу Игнату; а он гордился своей женой и любил ее любовью здорового самца, но вскоре начал задумчиво и зорко присматриваться к ней.
Улыбка редко являлась на овальном, строго правильном лице его жены, всегда она думала о чем-то, и в голубых ее глазах, холодно спокойных, порой сверкало что-то темное, нелюдимое. В свободное от занятий по хозяйству время она садилась у окна самой большой комнаты в доме и неподвижно, молча сидела тут по два, по три часа. Лицо ее обращено на улицу, но взгляд был так безучастен ко всему, что жило и двигалось за окном, и в то же время был так сосредоточенно глубок, как будто она смотрела внутрь себя. И походка у нее была странная Наталья двигалась по просторным комнатам дома медленно и осторожно, как будто что-то невидимое стесняло свободу ее движений. Дом был обставлен с тяжелой, грубо хвастливой роскошью, все в нем блестело и кричало о богатстве хозяина, но казачка ходила мимо дорогих мебелей и горок, наполненных серебром, боком, пугливо, точно боялась, что эти вещи схватят ее и задавят. Шумная жизнь большого торгового города не интересовала эту женщину, и когда она выезжала с мужем кататься глаза ее смотрели в спину кучера. Если муж звал ее в гости она шла, но и там вела себя так же тихо, как дома; если к ней приходили гости, она усердно поила и кормила их, не обнаруживая интереса к тому, о чем говорили они, и никого из них не предпочитая. Лишь Маякин, умница и балагур, порой вызывал на лице ее улыбку, неясную, как тень.
Он говорил про нее:
Дерево не баба! Однако жизнь как костер неугасимый, вспыхнет и эта молоканка, дай срок! Тогда увидим, какими она цветами расцветет
Эй, кулугурка! шутливо говорил Игнат жене. Что задумалась? Или по своей станице скучаешь? Живи веселей!
Она молчала, спокойно поглядывая на него.
Больно уж ты часто по церквам ходишь Погодила бы! успеешь еще грехи-то замолить, сперва нагреши. Знаешь: не согрешишь не покаешься, не покаешься не спасешься Ты вот греши, пока молода. Поедем кататься?
Не хочется
Он подсаживался к ней, обнимал ее, холодную, скупо отвечавшую на его ласки, и, заглядывая в ее глаза, говорил:
Наталья! Чего ты такая нерадостная? Скучно, что ли, со мной, а?
Нет, кратко отвечала она.
Так что же к своим, что ли, хочется?
Да, нет так это
О чем ты думаешь?
Я не думаю
А что же?
Так
Однажды он добился от нее более многосложного ответа:
В сердце у меня смутное что-то. И в глазах И все кажется мне, что это не настоящее
Она повела вокруг себя рукой, на стены, мебель, на все. Игнат не подумал над ее словами и, смеясь, сказал ей:
Это ты напрасно! Тут все самое настоящее вещь все дорогая, прочная!.. Но захочешь все сожгу, распродам, раздарю и новое заведу! Ну, желаешь?
На что? спокойно сказала она.
Его удивляло, как это она, такая молодая, здоровая, живет точно спит, ничего не хочет, никуда, кроме церквей, не ходит, людей дичится. И он утешал ее:
Вот погоди родишь ты мне сына, совсем другая жизнь у тебя пойдет. Это ты оттого печалишься, что заботы у тебя мало, он тебе даст заботу Родишь ведь сына, а?
Как бог даст, отвечала она, опуская голову.
Потом ее настроение стало раздражать его.
Ну, молоканка, что нос повесила? Ходит ровно по стеклу смотрит будто душу чью-то загубила! Баба ты такая ядреная, а вкуса у тебя нет ни к чему, дуреха!
Раз, придя домой выпивши, он начал приставать к ней с ласками, а она уклонялась от них. Тогда он рассердился и крикнул:
Наталья! Не дури, смотри.
Она обернулась лицом к нему и спокойно спросила:
А то что будет?
Игнат освирепел от этих слов и ее безбоязненного взгляда.
Что? рявкнул он, наступая на нее.
Прибить, что ли, хочешь? не двигаясь с места и не моргнув глазом, спрашивала она.
Игнат привык, чтоб пред гневом его трепетали, ему было дико и обидно видеть ее спокойствие.
А вот!.. крикнул он, замахиваясь на нее. Не быстро, но вовремя она уклонилась от его удара, потом схватила руку его, оттолкнула ее прочь от себя и, не повышая голоса, сказала:
Ежели тронешь, больше ко мне не подходи! Не допущу до себя!
Большие глаза ее сузились, и их острый, режущий блеск отрезвил Игната. Он понял по лицу ее, что она тоже зверь сильный и, если захочет, не допустит его до себя, хоть до смерти забей ее.
У-у, кулугурка! рыкнул он и ушел.
Но, отступив пред нею однажды, в другой раз он не сделал бы этого: не мог он потерпеть, чтобы женщина и жена его не преклонилась пред ним, это унизило бы его. Он почувствовал, что жена ни в чем и никогда не уступит ему и что между ним и ею должна завязаться упорная борьба.
«Ладно! Поглядим, кто кого», думал он на следующий день, с угрюмым любопытством наблюдая за нею, и в душе его уже разгоралось бурное желание начать борьбу, чтоб скорее насладиться победой.
Но дня через четыре Наталья Фоминична объявила мужу, что она беременна. Игнат вздрогнул от радости, крепко обнял ее и глухо заговорил: