Здравствуй, сказал Николай Прокофьевич, против обыкновения протягивая сыну руку.
Антон уже не удивился этому, потому что все, вместе взятое, для него было более чем удивительно. Затем Николай Прокофьевич опустился в кресло и пристально поглядел на сына из-под ободов своего черепахового пенсне. Взгляд этот показался Антону более мрачным, чем когда-либо.
Ты делаешь глупость, братец, и я как отец пришел предупредить тебя.
Прошу вас объясниться, батюшка, я намеков не понимаю
Изволь Я знаю, что ты решил сегодня провести ночь в этом доме Так? Ведь я не ошибаюсь?
Нет, вы не ошибаетесь.
Это предприятие глупо. Лучшие умы признавали и признают, что на свете не все так просто, как кажется глупцам Есть такие тайны природы, перед разгадками которых наш разум бессилен.
Словом, батюшка, досадливо перебил Антон, вы верите в привидения и хотите предупредить меня «как отец», что общение с ними не совсем безопасно.
Именно не совсем безопасно C'est le mot,[6] подхватил старик, делая особенное ударение.
На это я позволю себе заметить, что вы напрасно трудитесь сообщать мне это, наши взгляды на этот счет разнятся.
Да ты знаешь ли, горячо начал Николай Прокофьевич, что дом этот, во всяком случае, есть притон чего-то недоброго.
Вот это-то недоброе мы со следователем и решились разоблачить.
Разоблачить? Гм!.. Это глупо Я, как отец, желаю тебе добра и поэтому предупреждаю Наконец, вспомни, что ты человек нервный и впечатлительный. Твой невольный испуг может иметь серьезные последствия.
Вы напрасно трудитесь, батюшка Если я решил что-нибудь, то так и сделаю
Николай Прокофьевич поднялся. Глаза его сверкали угрозой, губы побелели, а нижняя дрожала.
Вспомнишь мои слова, что ты поплатишься за это, сказал он с какой-то странной угрозой и вышел.
После его ухода Антон постоял посреди комнаты в глубоком раздумье. Все прежние подозрения его смутно всколыхнулись, и какой-то тайный инстинкт подсказывал ему, что они справедливы, что его отец недобрый человек. В особенности странными показались ему этот внезапный визит и совершенно необъяснимый яростный взгляд. Что значит: он пришел предупредить его как отец!..
Невольный вздох вырвался из груди молодого человека. Он чувствовал на душе сегодня такую тяжесть, как никогда в жизни. Когда вслед за этим старик-лакей (когда-то крепостной и дворовый) зашел к нему наверх осведомиться насчет чая, молодой человек спросил его, где барин.
Ушли! ответил старик таким голосом, как будто говорил про какого-то распутного, отпетого человека.
Антон отказался от чая и сумрачно стал собираться. Сборы эти начались с осмотра двух револьверов. Несколько раз он глядел на окна напротив; они были черны, как сама ночь.
«Да, не время, подумал Антон, ведь оно появляется ровно в полночь, а теперь еще только половина. Следователь и агенты уже, вероятно, собрались в соседнем доме. Пора!»
В трущобе
После разговора с сыном Николай Прокофьевич быстро сошел вниз и, накинув шинель, вышел из подъезда. Слуга едва успел закрыть за ним дверь, как к подъезду подкатил извозчик и умчал вышедшего графа. Ехали очень быстро, но Николай Прокофьевич все торопил его, соблазняя новыми и новыми прибавками на водку. Ехали они все окраинами.
Шумный город, над которым висело зарево электрического света, оставался в стороне. Дорога была превосходная. Белый свет искрился при блеске луны, полозья слегка посвистывали. Был небольшой мороз.
А вам на Путиловку зачем, барин в гости или по делу? осведомился вдруг извозчик.
Николай Прокофьевич вздрогнул.
А тебе зачем знать, болван? рассердился он.
Да поедете ли назад? А то у меня лошадь хорошая, я и назад свезу.
Ага! сказал Николай Прокофьевич и, словно успокоенный, перепахнул полы шинели. Нет, назад не надо.
Значит, там останетесь?
Да, там и останусь
Эко горе! посетовал извозчик. Порожнем-то оттуда далеко!
Ничего, подцепишь седока, сказал Крушинский и плотнее закутался в шинель, так что виднелась одна шляпа, положенная на воротник.
Значит, там останетесь?
Да, там и останусь
Эко горе! посетовал извозчик. Порожнем-то оттуда далеко!
Ничего, подцепишь седока, сказал Крушинский и плотнее закутался в шинель, так что виднелась одна шляпа, положенная на воротник.
Местность делалась все безлюднее и глуше. Строения пошли деревянные и заметно мельчали. Но вот откуда ни возьмись неожиданно вырос громадный каменный дом. Он стоял, несколько отступя от своего ряда, и поражал при свете луны своим гигантским черным корпусом.
Стой! сказал Крушинский извозчику и, расплатившись, пошел к дому.
Ни в одном из окон не было видно огня. Громада казалась бы необитаемой, если бы около некоторых форточек не висели какие-то тряпки, очевидно выставленные на просушку.
На крыше каркали вороны, и резкий звук их голосов далеко откликался в поле, растянувшемся позади дома и по всей пустынной улице.
Ишь, тоже, барин, а куда заехал, пробормотал извозчик, круто поворачивая назад, и, стегнув лошадь, исчез во мраке.
А барин уже вошел в ворота и уверенным шагом ступил на большой грязный двор, потом повернул налево к подъезду с покренившимся козырьком и вошел на узкую лестницу. Тут он чиркнул спичкой и стал осторожно подыматься по скользким грязным ступеням.