Смельский познакомился с Татьяной Николаевной недавно только. Ранее этому мешала ее болезнь, но и Татьяна Николаевна ему и он ей очень понравились.
Краева была душевно рада, что мужа ее будет защищать именно Смельский, а не кто-то другой. Бедная женщина почему-то питала уверенность, что если он выступит защитником мужа, то дело непременно должно быть выиграно.
Если бы почему-либо Смельский отказался теперь от защиты, она была бы неутешна.
Но Краева знала, что он любит Анну и ради этого уже не откажется оказать это благодеяние ее родственнику.
И Татьяна Николаевна питала себя надеждой, как больной, который верит в опытность своего врача.
Она часто последнее время беседовала со Смельским о муже, клялась ему, что он не виновен, ссылаясь на сон и прочее.
Смельский выслушивал ее с состраданием и подавал кое-какие надежды на то, что, мол, бог даст, дело примет хороший оборот, что правосудие не допустит наказать невиновного и прочее.
Он нарочно не высказывал своего истинного взгляда на это дело из опасения за здоровье только что начавшей поправляться Татьяны Николаевны.
Он же в числе других, то есть Сламоты и Анны, отговаривал ее от свидания с заключенным впредь до окончательного укрепления ее здоровья.
Краева наконец привязалась к Смельскому как к родному, да она и считала его таковым, потому что Анна была его невестой.
Но вот последнее время что-то случилось с Анной; она стала какая-то странная, и что день то хуже; даже лицо ее изменилось.
Потом она стала пропадать из дачи бог весть куда на целые часы и, возвращаясь, говорила, что она гуляла в парке.
И теперь все в парк, все в парк начала ходить Точно у нее там сокровище какое-то зарыто.
Стала, наконец, уходить и по вечерам, а вечера теперь уже темные; даже страшно за нее.
Этакая она смелая!
Спросила как-то на днях Татьяна Николаевна у Смельского, не с ним ли Аня по вечерам гуляет, тот и глаза опустил.
Краева даже испугалась, что сказала это.
Я, говорит он, сам ищу вот уже два дня Анну Николаевну, хочу переговорить с нею о важном деле и не вижу ее.
Краева задумалась.
Что бы это могло быть?
Но когда сегодня, сейчас, Смельский, бледный и встревоженный, приехал и сообщил, что Анна уехала с Шиловым, Татьяне Николаевне сделалось дурно, так дурно, что она опять слегла в постель.
Смельский ушел к себе на дачу и предался самым мрачным размышлениям. Он сел у открытого окна и задумался, глядя в поле, где виднелся выступающий угол сламотовского парка.
«Вот этот проклятый парк, думал он, вот это чертово гнездо измены и воровства» Потом мысли его перенеслись на Анну
Он был зол, ему хотелось бранить весь свет; бранить Анну он не имел силы: он и теперь еще слишком любил ее, чтобы сделать это. Взамен ее лично он стал думать о женщинах или о женщине вообще; не похвальны оказались его выводы об этой половине рода человеческого. Но в них была правда, масса правды и разве только какой-нибудь один процент преувеличения, происходящего от горя и обиды. Ему пришло на ум, что женщина очень странное существо, потому что все качества, составляющие ее нравственную фигуру, можно назвать огульно отрицательными, так что в женщине, собственно, нет ни хорошего, ни дурного, а есть только тени того и другого чувства, тени, легко меняющие свои места и сливающиеся одна с другой. Не спалось в эту ночь Смельскому, не работалось и над проектом защитительной речи, как он ни уговаривал себя, что постыдно, мол, с его стороны опустить настолько руки в этой беде, чтобы забыть даже обязанность честного человека.
Ведь он не бросит же защиту Краева только потому, что Анна изменила ему? Конечно, он сделал бы это с охотой, но он не должен, он не смеет, он присяжный защитник обвиняемых, кто бы они ни были и что бы ни было связано с ними. Это назначение и цель его жизни.
На следующий день, после нескольких часов тревожного лихорадочного сна, под утро, он пришел к такому решению: при первом удобном случае вызвать Шилова на дуэль, но не ранее как после разбирательства дела; впрочем, если бы Шилов вздумал не принять это последнее условие, он готов был передать защиту другому лицу. Теперь он собирался ехать к Сламоте и просить быть его секундантом, а также решил заехать и к Краевой, объявив ей, что по непредвиденным обстоятельствам, быть может, придется ему передать защиту одному из своих коллег, человеку, также способному и знающему еще лучше его ведение подобных дел.
Одевшись, он направился сперва к Краевой. Она была еще в постели и чувствовала себя хуже после вчерашнего обморока; но, узнав, что пришел Смельский, встала с кровати и принялась одеваться, крича через закрытую дверь:
Подождите, дорогой Андрей Иванович, я сейчас к вам выйду.
Ждать Смельскому не пришлось долго.
Татьяна Николаевна вышла бледная, с желтыми кругами под глазами.
Она взглянула на Смельского с испугом и вопросительно.
Она ждала какого-нибудь известия или об Анне, или о муже, но доброго ни с той, ни с другой стороны не ожидала.
Увидя серьезное лицо Смельского, она смутилась еще больше.
Татьяна Николаевна, сказал молодой адвокат, мои обстоятельства сложились так, что могут потребовать изменения моего прежнего решения защищать вашего мужа. Мне придется, может быть, на днях уехать очень далеко, и в таком случае считаю долгом предупредить вас, что я передам дело вашего мужа одному моему товарищу, человеку, за которого я вполне