Он превратился в мужика, правда немного белолицего, но зато очень типичного. Тут же грек подал ему и какую-то коробочку, говоря:
А вот вам и цвет лица! Хорошо я исполнил, что вы приказали только опахните лицо пуховкой, и у вас лицо самое мужичье будет, а вот это гольдкрем, помажьтесь им, оботритесь и следа не будет.
Шилов бросил греку крупную ассигнацию и, велев завернуть все это, вышел из магазина, не направо по направлению к городу, а налево к заставе.
Он шел пешком, неся в руках сверток. Вот он миновал заставу, вот пошел по шоссе, возбуждая своим изящным костюмом удивление у прохожих.
Прошел до первого верстового столба, свернул на проселок и чуть не побежал по направлению к видневшемуся невдалеке леску.
Этот последний представлял из себя совершенно правильный четырехугольник, одной стороной обращенный к полотну железной дороги, а другой к шоссе.
Он вошел туда осторожно, озираясь, и, выбрав наиболее глухое и удобное местечко, стал переодеваться.
Откуда-то у него явился засаленный парусиновый мешок, куда он сложил свой изящный наряд: рубашку с галстуком и костюм с шляпой и перчатками, а сам облачился в одеяние, купленное на рынке.
Через несколько минут из леска вышел загорелый мужик со свежесрезанной дубиной, в котором никто бы не мог, конечно, узнать того барина, который немного времени назад крался сюда, озираясь, как преследуемый вор.
Мужик был довольно франтоватый, но все-таки мужик, как есть, с мешком за плечами и дорожной палкой.
Он сторонкой, идя по полотну железной дороги, вскоре добрался до вокзала и смешался с толпой третьего класса около кассы, где уже выдавали билеты.
Затем тот же мужик показался в вагоне, где было довольно пусто, потому что уже вся служебная публика проехала и оставались одни запоздавшие.
В углу громко разговаривали какие-то купцы с красными лицами, видно только что переместившиеся в вагон из какого-нибудь трактира, где сильно подвыпили.
Мужик притворился тоже пьяным и, сев на лавку, стал дремать, нахлобучив на самый нос козырек фуражки.
Вот вошел какой-то господин и сел в купе напротив него.
Господин, видимо чиновник, судя по портфелю, был не из важных чинов и еще менее важного склада.
Бедность сквозила в каждой складке его одежды и в каждой черте изнуренного лица.
Он, видимо, очень устал на службе, может быть, вышел последним и теперь спешил на дачу в семью съесть свой холодный обед вместо ужина.
Поезд тронулся.
Мужик клевал носом, но если бы кто пристальнее заглянул в это декорированное и раскрашенное лицо, тот с ужасом отшатнулся бы так сверкали тревожные глаза его.
И действительно, Шилов готовился к очень решительному шагу.
Вот прошел обер-кондуктор, простриг его билет и ушел дальше вместе с кондуктором, по обычаю крепко хлопнув дверью.
Парень совсем опустил голову и мотался из стороны в сторону, являя из себя жаждущего уснуть пьяницу.
Вот он нагнулся, потому что уронил мешок, и одновременно рука его подложила что-то под лавку соседа. Это был великолепный сафьяновый бумажник с короной и вензелем. Затем парня уже совсем развезло, он лег на свой мешок и заснул.
Сосед, случайно задев ногой какой-то предмет, поднял его и, вздрогнув от неожиданности, огляделся вокруг.
Купцы все шумно разглагольствовали, пьяный парень сзади уже спал крепким сном.
Бумажник исчез в кармане соседа.
Мужик приподнял тихонько козырек фуражки и пристально оглядел спину, плечи и костюм соседа.
На лице его изображалась радость удачи.
Он тотчас же опять нахлобучил картуз и снова притворился спящим.
Поезд громыхал.
С обоих боков его мелькали, вальсируя, маленькие перелески, с шумом проносились мосты и будки стрелочников.
Он тотчас же опять нахлобучил картуз и снова притворился спящим.
Поезд громыхал.
С обоих боков его мелькали, вальсируя, маленькие перелески, с шумом проносились мосты и будки стрелочников.
Но вот поезд замедлил ход.
Станция.
Сосед не шевелился.
Ему не тут, значит, надо было выходить.
Не шевелился и парень.
До второй станции расстояние было самое коротенькое.
Ехали не больше трех минут.
Чиновник с портфелем сложил газету, которую читал, впрочем, как заметил мужичок, более показывая вид, что читает, и встал.
Мужичок тоже, кряхтя, зашевелился, взял свой мешок, палку и пошел за чиновником.
Была минута! Ужасная минута. Он увидел, что чиновник колеблется: отдать ли находку жандарму или не отдать.
И о радость! Он прошел. Он сошел с дебаркадера, он идет по аллее к дачам.
Мужичок издали следует за ним, ковыляя неровной походкой
Вот он вошел в дачу на задней улице, вот вышла к нему навстречу жена и спрашивает, отчего он сегодня так поздно.
Дело сделано!
Мужичок берет влево к парку и идет шатающейся походкой мимо дачи.
Вот он вошел в парк, в самую глубь его, сел на траву, и началось обратное переодевание.
Через несколько минут это был тот же Шилов, элегантный красавец, изящный управляющий графа Сламоты.
Дело сделано!..
Трудный и шаткий план удался как нельзя лучше.
В бумажнике были только билеты пять билетов по тысяче и несколько писем, карточек и квитанций
Но если бы чиновник заявил жандарму о находке и составлен был протокол
О! Он, Шилов, тогда вывернулся бы таким образом: он сказал бы, что случайно, ища одного нужного человека, проходил по третьему классу и обронил бумажник, в котором облигации лежали отдельно от других денег. Это была бы, конечно, неудача, но все-таки она ничуть не отразилась бы на нем.