И он начал рассказывать. И про футбол Лёвы Хлопова, и про кружок пения, и про рисунки с танками и ракетами, и про Анастасийку с Беклей, и про пионерское собрание, на котором ему надавали по морде просто за то, что он не такой, как все. А он очень хотел быть как все, только при этом пусть все будут хорошими. Серп Иваныч не перебивал и задумчиво кивал.
Эх, братец вздохнул он и положил руку Валерке на плечо.
Рука была большая, тяжёлая и по-молодому крепкая. Валерка ощутил, что она готова сжаться и цепко схватить, но не сжимается.
Знаешь, в чём секрет? спросил Серп Иваныч, глядя Валерке в глаза.
Рука была большая, тяжёлая и по-молодому крепкая. Валерка ощутил, что она готова сжаться и цепко схватить, но не сжимается.
Знаешь, в чём секрет? спросил Серп Иваныч, глядя Валерке в глаза.
И во взгляде старика для Валерки опять разверзлась бездна, но теперь Валерку властно потянуло туда там, в бездне, он тоже сделается мудрым, бесстрастным и всемогущим, как Серп Иваныч.
Секрет в том, что люди могут отказаться от себя только ради большого дела. Не ради того, чтобы спеть песню или сыграть в футбол. А большое дело получается только тогда, когда люди думают о больших вещах. Если они думают о себе, о каких-то благах, о близких или друзьях, то рано или поздно предадут большое дело. Откажутся от него. И не станут такими, какими ты хочешь их видеть. Увы, мой мальчик, это так. У меня опыт.
А у вас у самого когда-нибудь был такой надёжный отряд? спросил Валерка. Чтобы все заодно, и никто для себя?
Был, кивнул Серп Иваныч. Был, но много-много лет назад Кто-то погиб, кто-то до старости дожил, однако уже умер. Я последний остался.
Теперь вы расскажите, робко попросил Валерка.
Серп Иваныч посмотрел куда-то туда, где угас закат.
Это случилось в восемнадцатом году. Уже разгорелась Гражданская война. Самару, Куйбышев по-нынешнему, захватили белые. В Царицыне, по-нынешнему в Волгограде, оборонялись красные. А мы с хлопцами жили в деревне при этих дачах. Батрачили на господ, которые здесь летом отдыхали. Дачи назывались Шихобаловскими принадлежали буржую, владельцу паровых мельниц. А мы ещё мальчишками были младше ваших вожатых Но мы хотели к большевикам. И пронёсся слух, что от Царицына к Самаре двинутся боевые пароходы с красногвардейцами. Сюда, на дачи, белые сразу привезли батарею, чтобы с берега из пушек расстрелять царицынский десант. Мы с хлопцами посовещались и решили уничтожить эту батарею. А у нас и оружия-то не имелось, одни косы да вилы, лишь мой брат добыл где-то ржавый наган. Однако требовалось любой ценой выручить своих. Как сейчас помню, третьего августа вечером мы собрались за околицей и поклялись друг другу, что не струсим, не предадим. И ночью напали на белых
Серп Иваныч замолчал и помял себе горло, словно охрип.
Бой был беспощадный. Рубили мы и кололи среди этих дач направо и налево. А по нам стреляли из винтовок и револьверов. Но никто из хлопцев не убежал, не спрятался. Всё было кровью залито, кругом убитые лежали. Мы сорвали затворы с белогвардейских орудий, а потом захватили пароход, который стоял у пристани, и на нём ушли в Царицын. Меньше половины нас отсюда вырвалось. И через три дня в Царицыне нас приняли к Будённому Вот те хлопцы и были моим отрядом. Мы вместе о большом деле мечтали. Даже не о советской власти о новом мире, о новом человеке. Мы хотели, чтобы все люди стали другими. А что с нами произойдёт это не важно.
Валерка озирался, оглядывая старинные дачи. Он и вообразить не мог, какое сражение здесь разгорелось. Как беззаветно погибали деревенские парни, чтобы десантные пароходы добрались до захваченного города
Она вся была такая далёкая Гражданская война! Полыхали пожары за горизонтом, и небо озаряли алые зарницы. С саблями наголо мчались в степной пыли будённовские эскадроны, и лёгкие тачанки на виражах косили из пулемётов ряды белых офицеров. Рокотали в вышине двухэтажные аэропланы, и лётчики в мотоциклетных очках вручную сбрасывали бомбы на вражеские штабы. Грохоча орудиями, вламывались на станции закованные в железо бронепоезда. В морях, вспарывая штормовые волны, плыли мятежные крейсера с башнями и дымящими трубами. Поднимались в штыковые атаки матросы с патронными лентами крест-накрест. Всадник-трубач одной рукой держал развевающееся красное знамя, а другой рукой подносил к губам горн. В те времена погода была как на Олимпиаде: всегда солнце, синева и белые облака. В те времена люди говорили о революции по всему земному шару и о свободном человечестве, и никто ничего не хотел для себя одного.
Совсем стемнело уже, Серп Иваныч снова потрепал Валерку за плечо. Боюсь, опять будут тебя ругать. Пора тебе к своим ребятам.
Да, конечно, очнулся Валерка.
Свет в окнах старых дач, запах сосен, гавканье собак у пищеблока
И не расстраивайся понапрасну, добавил Серп Иваныч. Придёт твой срок, и обретёшь свой отряд. Не всё сразу, дружок.
Глава 7
Поророка
Мне отлучиться надо, сказал Игорь Саше. Покараулишь пионеров?
Поророка
Мне отлучиться надо, сказал Игорь Саше. Покараулишь пионеров?
Просьба была необременительной. Что тут караулить? Ирина внизу уже вела вечернюю «свечку», потом дети разберутся по палатам, вожатому надо будет лишь пройти и проверить, как легли. Но Саша всё равно помрачнел.