На нашу голову свалился новый скандал, при сообщении о котором я, наконец, узнал, что это значит, когда говорят, что волосы встали дыбом.
В тихую морозную ночь шайка колонистов-горьковцев с участием Осадчего вступила в ссору с пироговскими парубками. Ссора перешла в драку: с нашей стороны преобладало холодное оружие финки, с их стороны горячее обрезы. Бой кончился в нашу пользу. Парубки были оттеснены с того места, где собирается улица, а потом позорно бежали и заперлись в здании сельсовета. К трем часам здание сельсовета было взято приступом, то есть выломаны двери и окна, и бой перешел в энергичное преследование. Парубки повыскакивали в те же двери и окна и разбежались по домам, а колонисты возвратились в колонию с великим торжеством.
Самое ужасное было в том, что сельсовет оказался разгромленным вконец, и на другой день в нем нельзя было работать. Кроме окон и дверей были приведены в негодность столы и лавки, разбросаны бумаги и разбиты чернильницы.
Бандиты утром проснулись, как невинные младенцы, и пошли на работу. В полдень пришел ко мне пироговский председатель и рассказал о событиях минувшей ночи.
Я смотрел с удивлением на этого старенького, щупленького, умного селянина: почему он со мною еще разговаривает, зачем он не зовет милицию, не берет под стражу всех этих мерзавцев и меня вместе с ними?
Но председатель повествовал обо всем не столько с гневом, сколько с грустью и больше всего беспокоился о том, исправит ли колония окна и двери, исправит ли столы и не может ли колония сейчас выдать ему, пироговскому председателю, две чернильницы?
Я прямо обалдел от удивления и никак не мог понять, чем объяснить такое «человеческое» отношение к нам со стороны власти. Потом я решил, что председатель, как и я, еще не может вместить в себя весь ужас событий: он просто бормочет кое-что, чтобы хоть как-нибудь «реагировать».
Я по себе судил: я сам был только способен кое-что бормотать:
Ну, хорошо конечно, мы все исправим А чернильницы? Да вот эти можно взять.
Председатель взял чернильницы и осторожно собрал в левой руке, прижимая к животу. Это были обыкновенные невыливайки.
Так мы все исправим. Я сейчас же пошлю мастера. Вот только со стеклом придется подождать, пока привезем из города.
Председатель посмотрел на меня с благодарностью.
Да нет, можно и завтра. Тогда, знаете, как стекло будет, можно все сразу сделать
Ага Ну хорошо, значит, завтра.
Отчего же он все-таки не уходит, этот шляпа-председатель?
Вы домой сейчас? спросил я его.
Да.
Председатель оглянулся, достал из кармана желтый платок и вытер им совершенно чистые усы. Подвинулся ближе ко мне.
Тут, понимаете, такое дело Там вчера ваши хлопцы забрали Та там, знаете, народ молодой и мой там мальчишка. Ну, народ молодой, для баловства, ни для чего другого, боже борони Как товарищи, знаете, заводят, ну и себе ж нужно Я вже говорил: время такое, правда что у каждого есть
Да в чем дело? спросил я его. Простите, не понимаю.
Обрез, сказал в упор председатель.
Обрез?
Обрез же.
Так что?
Ах ты, Господи, та ж кажу: ну баловались, чи што, ну отож вчера произошло Так ваши забрали у моего, и еще там не знаю, може, и потерял кто, бо, знаете, народ выпивший И где они самогонку эту достают?
Кто народ выпивший?
Ах ты, Господи, да кто ж Да разве там разберешь? Я ж там не був, а разговоры такие, что ваши были все пьяные
А ваши?
Председатель замялся:
Та я ж там не був Што оно, правда, вчера воскресенье. Та я ж не про то. Дело, знаете, молодое, шо ж, и ваши мальчики, я ж ничего, ну, там побились, никого ж и не убили и не поранили. Може, с ваших кого? спросил он вдруг со страхом.
Да с нашими я еще не говорил.
Я не чув а кто говорит, что были будто выстрелы, два чи три, те вже, мабудь, як тикалы, потому что ваши ж, знаете, народ горячий, а наши деревенские, конешно ж, пока повернулись туда-сюда Хэ-хэ-хэ-хэ!..
Смеется старик и глазки сощурил, ласковый такой и родной-родной. Таких стариков «папашами» всегда называют. Смеюсь и я, глядя на него, а в душе беспорядок невыносимый.
Значит, по-вашему, ничего страшного, подрались и помирятся?
Вот именно, вот именно, помирятся. Хиба ж, як я молодой був, хиба ж так за девок бились? Моего брата, Якова, так и до смерти прибили парубки. Вы вот хлопцев позовите, поговорите с ними, чтоб, знаете, больше такого не было.
Я вышел на крыльцо.
Позови тех, кто был вчера на Пироговке.
А где они? спросил меня шустрый пацан, пробегавший по каким-то срочным делам по двору.
Не знаешь разве, кто был вчера на Пироговке?
О, вы хитрый Я вам лучше Буруна позову.
Ну, зови Буруна.
Бурун явился на крыльцо.
Осадчий в колонии?
Пришел, работает в столярной.
Скажи ему вот что: вчера наши надебоширили на Пироговке, и дело очень серьезное.
Да, у нас говорили хлопцы.
Так вот, скажи сейчас Осадчему, чтобы все собрались ко мне, тут председатель сидит у меня. Да чтобы не брехали, может очень печально кончиться.
В кабинете набилось «пироговцев» полно: Осадчий, Приходько, Чобот, Опришко, Галатенко, Голос, Сорока, еще кто-то, не помню. Осадчий держался свободно, как будто у нас с ним ничего не было. При постороннем я не хотел вспоминать старое.