Всей правды он Софье так и не сказал. Женщина чем-то зацепила его. Было в Марфе нечто тонкое, возвышенное, нежное. Ее хотелось поднять на руки, прижать к себе и защитить от всего мира. Унести на поляну с цветами и остаться рядом с ней навечно. Только вот
Сейчас он безжалостно давил в себе эти мысли, рассказывая все сестре. Понимал она сейчас встревожится, найдет Марфу и действительно займется ее судьбой. И будет у той дом, дети, супруг
Про царя она и думать забудет. А вот Алексей сейчас отлично понимал дона Хуана.
Это могла быть любовь. Могла быть страсть.
И ее надо было раздавить каблуком, потому что есть Ульрика, дети, государство
Будь оно все нет!
Не смей договаривать! Даже думать о таком не смей, Алешка!
Он царь. И это его ярмо. И долг, и честь, и люди на него рассчитывают. Никогда он не поставит даже возможность любви выше всего этого. Так уж воспитали.
А сердце все равно иногда щемит, стоит только вспомнить грустный взгляд громадных голубых глаз.
Сердце щемило и в Дьяково, но постепенно встреча на дороге куда-то уходила, заслонялась впечатлениями из жизни. Вот смеются дети, вот Уле сплели венок из ромашек, и в она в нем выглядит красавицей, потому что счастлива, а счастье красит женщину, вот царевичи в лесу нашли ежика и просят его оставить
Голубые глаза словно померкли, отошли на задний план
Он будет, будет еще вспомниать их, но потом. Все потом.
Он справится, он сильный.
И уж тем более не волновало Алексея, происходящее в Москве.
Он не знал, что на следующий же день Софья навестила дом Заборовских, потребовала к себе Марфу, выспросила у нее все, что могла, отметила ту же болячку начальные признаки влюбленности в государя, плохо, очень плохо, надо пресекать, а спустя неделю нашла девушке жениха. Который, вот совпадение-то, отправлялся к новому месту службы в Крым.
Подальше от Алексея! Чтобы ни ногой в столицу!
Говорят, Азов стал очень милым местом, вот там пусть и сидят! Точка!
Нельзя им этого, вовсе даже нельзя. Будь Марфа другой, но ведь эту липучку потом ничем не отдерешь. Да и Заборовские род обильный, уцепятся, никакие Милославские их не отдерут. Нет, так не пойдет.
Не затем они тридцать лет работают, чтобы из-за непонятной девицы все прахом пустить! Она этого не допустит!
А боль
Природа власти такова, что ради нее приходится рвать на куски не только чужие сердца, но и свое. Успокоятся и Марфа, и Алексей, никуда не денутся. Нет у них такого выбора. И права на любовь тоже нет. Пусть кто хочет осуждает, а Софья выбор сделала. Да и Алексей тоже, иначе не рассказал бы ей все, не уехал благодарен он за это не будет, и хотелось бы ему, но нельзя.
И этим все сказано.
Мария, милая, ты не могла бы навестить Марию-Луизу?
Маша с интересом посмотрела на супруга.
Что случилось?
Она уже третий день бьется в истерике.
Хм-м это было серьезно. Более чем, учитывая, что испанский двор место своеобразное. Но если королеву не могут привести в чувство даже ее придворные дамы!?
Хотя о причинах Мария догадывалась.
Ладно, я схожу. А что говорит Карлос?
Племянник сам в недоумении
Маша усмехнулась, вспоминая, как она удивлялась этому «дядя племянник» между братьями. Потом поняла. Этикет-с
Невежливо при живой-то королеве говорить о незаконном королевском сыне, вот и называли вежливо племянником. Опять же, когда один брат старше другого на четверть века отношения братскими уже не будут. А будут именно такими опека с одной стороны и уважение с другой. Это в лучшем случае.
Маша покивала и решила сходить, навестить «племянницу». Хотя будет ли толк?
При всем внешнем обаянии, красоте и доброте, Мария-Луиза была достаточно сложным человеком. Не бывает простодушных принцесс, тем более французских. Притворялась она виртуозно, а уж что творилось у нее в душе?
Вот и сейчас она попросту рыдала. Не кричала, не пыталась кого-то обвинить или рассказать, что ее расстроило рыдала. В три ручья.
Маша честно попыталась ее утешить, но как!? Как успокоить женщину, которая просто изображает слезоразлив? А из-за чего?
А неизвестно!
То ли хомячок сдох, то ли пуговица отлетела догадка у Маши была. Но утешать женщину, которая мечтала о ее смерти? И смерти ее детей? Мол, не страшно, что умер Людовик, все равно вы на небесах встретитесь. Так, что ли?
Неубедительно.
Так и не вышло приличного утешения.
Дон Хуан искренне расстроился Карлоса он любил и хотел, чтобы у короля все было в порядке. А какой тут порядок? Но потом рассудил, что слез в любой женщине не больше ведра, выплачется успокоится и вообще, истерики лучше лечить пощечинами, а не поглаживаниями и махнул рукой.
И верно.
Спустя неделю Мария-Луиза успокоилась. Но вот прежнего огня и живости в ней не осталось. Теперь это был лишь слепок той Марии-Луизы. Оно и понятно. Насколько уж там была любовь со стороны дофина неизвестно, но принцесса явно его любила. А может, и он тоже? Бросился ведь Людовик ей на помощь! Или это просто сработали воспоминания о счастливых детских днях? Даже если и так Детство важный кусочек нашей жизни. Легкий, счастливый, беззаботный, и теряя кого-то из той, счастливой поры, мы теряем часть себя. И это больно. Очень больно.