Опускается тишина.
А потом все вопросительно смотрят на меня. Я пыхаю трубочкой и некоторое время ощущаю в голове пустоту. Расчудесно. Тишина делается тяжелой.
Хорошо было бы знать, как так случилось, что на тебя не подействовали чары Ледяного Сада, говорит Спалле.
А ты когда-либо болел от еды, которую остальные нахваливали и ничего дурного не ощущали? Или от обычного запаха цветов или трав? спрашиваю.
Грюнальди пожимает плечами.
Я муж в расцвете сил. Я не одного перепью и не с одним справлюсь в схватке, и не стану сбегать от девки, а то и двух. Было у меня и время набраться ума-разума. Но знаете, как говорят: если муж перестал быть юношей и утром ничего у него не ноет, значит, ночью он помер. Я ем то же, что и все, а если потом ноет у меня брюхо, то так же бывает и с другими. Я не заметил в себе болезней, которых нельзя было бы объяснить тем, что я перемерз, перепил или переел, как и тех, что не миновали бы после заговора от мудрой бабы, трав, огней и хорошего сна.
А что с теми, кто остался на перевале или пошел в горы? спрашивает Сильфана.
Грюнальди качает головой:
Пару-другую из них я заметил в битве, но там была такая толчея, что мне могло и примерещиться. А потом ни одного из них я не видел. Думаю, что они пропали так же, как и те, кто остался на пляже. Забрали их Ледяной Сад и Люди Вулкана.
А ты и прочие чувствовали себя странно в самом начале, едва только прибыли на остров? спрашиваю я, крутясь по кают-компании в поисках того, что могло бы сойти за пепельницу.
Нет, отвечает он сразу же. Только когда мы вошли в долину Ледяного Сада. Причем не сразу.
Значит, нам хотя бы известно, что туда идти не стоит, говорит Сильфана.
Корабль привезет нас, куда пожелает, говорит Спалле. И причалит туда, куда захочет Песенник с вулкана, тот, с сосульками на голове.
Потому-то нам нужно достать лодку, говорю я. Причем раньше, чем мы выйдем в море. Кроме того, нужно будет что-нибудь придумать. Нас только пятеро. Что бы ни происходило, выживем мы лишь в том случае, если окажемся ловчей других.
Ну, пока что удается нам не слишком-то, мрачно заявляет Грюнальди. То есть с Песенниками.
Замечает мой взгляд и вскидывает руки. На кончике языка у меня замирает: «Я никого силой не тяну», но Спалле успевает первым.
Можешь сойти, говорит. На Драгорине берега близко, хватит прыгнуть за борт.
Покусываешь при первой возможности, ворчит Грюнальди. Я не закончил, и плохо нам будет, коли не сумеем договориться. Хочу сказать, что самое время нам найти способ на тех Песенников, потому что начинает подниматься вьюга. И лучше будет, если ты, Ульф, научишься деять, как они.
Все мне об этом говорят, отвечаю. Стараюсь, но это не так просто. Это вам не на флейте играть!
Ты получил то копье, внезапно начинает перечислять Сильфана. Вылез из дерева, два раза вырвался у него из рук. Учил тебя тот, что обитал в пещере. Сумел ты сделать так, чтобы мы все в один миг перескочили в страну Змеев. Ты убил железного краба укусом магической осы. И все еще не веришь, что ты Песенник.
Я над этим работаю, отвечаю я устало и отрываю себе кусок мяса. Пока что у меня проблемы с метанием молний из рук. Но по очереди: сперва лодка. Потом нужно вообще доплыть и ты права что-то выдумать по дороге. Поймите: я обучен оружию и выслеживанию. Я умею справляться с тем, что я понимаю. А песен богов я не понимаю. Это не так просто, мол подумал о чем-то и получил.
Я над этим работаю, отвечаю я устало и отрываю себе кусок мяса. Пока что у меня проблемы с метанием молний из рук. Но по очереди: сперва лодка. Потом нужно вообще доплыть и ты права что-то выдумать по дороге. Поймите: я обучен оружию и выслеживанию. Я умею справляться с тем, что я понимаю. А песен богов я не понимаю. Это не так просто, мол подумал о чем-то и получил.
Я слушаю и с раздражением слежу за облачком пара, которое вырывается у меня изо рта. Я с кораблем не могу справиться, а они хотят, чтобы я превращал камни в гусей.
Я поднимаю решетку и всовываю руки в темноту. Вниз свет проникает сквозь плетение в плитах над головой. Я вижу шпангоуты и темную воду, отекающую борта, странные жилы и сосуды, вьющиеся в киле и стенах зеленоватые проблески. Я замечаю пиллерс с растопыренными, утопленными в корпус корнями, как ствол дерева; рядом другая вытянутая форма, в которой что-то движется. Я ударяю в это нечто и пробуждаю колючее змеевидное создание, которое, вырванное из дремы, начинает светиться зеленоватым блеском, будто миниатюрная молния. Наверху раздаются крики и топот.
Все нормально! кричу я. Я просто зажег свет.
Камера под палубой почти пуста, вдоль бортов тянутся лишь ряды овальных емкостей, маячат еще какие-то продолговатые формы, едва видные и с носа, и с кормы, из киля торчит вверх цилиндрический аквариум, который я миг назад пробудил, ну и есть еще большой картофелеподобный предмет, распертый на воткнутых в дно корабля изогнутых ножках. Он пузатый, создан из куда более матового и непрозрачного материала, чем остальная часть корабля, и напоминает огромную дыню, или, возможно, луковицу, что заканчивается вросшей в палубу трубой, похожей на перья порея. Но самое важное, что на выпуклом боку находятся две пары дверок, размещенных одна над другой. Я бывал в скансенах. Знаю, как выглядит печь.