У снежной блохи особенный укус ни с чем не спутаешь. Этот укус безнадежен, как смерть. Можно плакать, кричать, звать на помощь, но никто не поможет. Все происходит по часам. Сначала укус укол, холодный, словно под кожу загнали льдинку, и это ледяное жжение острое, такое, что человек сразу просыпается и замирает в ужасе и бессилии. И потом ничего целый час ничего. И вдруг человек теряет разум это происходит одинаково со всеми: с умными, глупыми, маленьким, стариком. На полчаса, на час человек оказывается во власти кошмаров. Старый говорил, что, будь у него микроскоп, он бы легко с этой болезнью справился понял бы, как возбудитель действует на нервную систему Человек начинает буйствовать, он становится диким, он никого не узнает, он может убить самого близкого и потом ничего не будет помнить. Когда в поселке был первый случай этой болезни, никто не знал, что произошло. И еще было несколько страшных случаев, пока не поняли, что с блошиной лихорадкой не надо бороться надо связать больного, спрятать его подальше и просто ждать, пока буйство пройдет и он вернется в сознание. Вот и все. Когда-нибудь, когда научатся лихорадку лечить, это будет иначе. А сейчас выход один И если в поселке случается, что кого-то укусит снежная блоха, он сам спешит к людям и просит свяжите меня! И в этом есть что-то ужасное. Человек еще здоров, он рассуждает и понимает, как обреченный на смерть, что пройдет еще несколько минут и он исчезнет, а вместо него возникнет злое, бессмысленное существо. И каждый видел, как это случается с другими. И каждому стыдно думать, что это случится с ним. Потому, когда Олег почувствовал холодный укус блохи, он проснулся сразу и сразу поднял остальных.
Дик, сказал он виновато, прости, у тебя веревка далеко?
Что? Дик вскочил, начал шарить руками в темноте.
Рассвет только начинался. Томас прохрипел во сне, но не проснулся.
Ой, горе какое! запричитала Марьяна. Тебя блоха укусила?
Только что.
Дик зевнул.
Мог бы не спешить. У тебя час времени, как минимум час.
Бывает и раньше, произнес Олег. Так неудачно получилось.
Да, еще этого не хватало, согласился Дик.
Я тебя накрою одеялом, предложила Марьяна. И посижу рядом.
Эх, сказал Дик, разыскивая веревку, опять вовремя не выйдем.
Ну, это же пройдет, ответил Олег.
После припадка часа два лежать, не меньше, по себе знаю, произнес Дик.
Он не сердился на Олега, он был зол на судьбу, на сплошные неудачи этого похода.
Ощущение холода в бедре, куда укусила эта блоха, не пропадало, Олег все время ощущал укус и представлял, как отравленная крошечной капелькой яда кровь течет, пульсируя, к мозгу, чтобы напасть на него и лишить Олега разума.
Дик не спеша проверил веревку. Марьяна стала разжигать костер.
Рассвет был синим, другим, чем в долине, где день всегда сер.
Ну что ж, велел Дик, подставляйся.
Только чтобы он себе что-нибудь не сломал, сказала Марьяна. Бедный Олежка!
Не в первый раз мотаю, успокоил Дик. Жуткое дело эти блохи. Ты расслабься, Олег, так легче. И думай о другом.
Сначала он связал руки Олега за спиной, потом обмотал грудь и ноги. Веревки туго впивались в тело, но Олег терпел, он знал, что в припадке человек становится сильным, как медведь. Если пожалеешь сейчас, потом всем будет хуже.
Застонал Томас. Его взлохмаченная пегая голова высунулась из-под палатки, он жмурился, не в силах сообразить, где он. Глаза Томаса налились кровью, лицо было красным, распаренным. Наконец он разглядел Дика, который связывал Олега. Олег смущенно улыбался неприятно доставлять людям такие беспокойства. Старый как-то рассказывал, что в Средние века эпилептичек и других ненормальных женщин называли ведьмами и даже сжигали на кострах.
Блоха, понял Томас, всюду блохи всюду твари
Вы еще поспите, сказал Олег. Я не скоро в себя приду, вы же знаете. Отдыхайте!
Холодно, произнес Томас, нельзя спать, мне скоро выходить на вахту, опять барахлит компьютер, в него залезла блоха.
И зачем только мы пошли, сказал Дик. Нельзя было такую компанию в горы пускать.
Больше некому идти, отозвалась Марьяна. Ты же понимаешь.
Холод постепенно распространялся по всему телу, но то был не обычный холод, а свербящий, тянущий жилы, как будто множество маленьких льдинок суетилось, толкалось в груди, в ногах Голова Томаса начала увеличиваться
Ну вот, вроде замотал я тебя сносно. Не тянет?
Тянет. Олег постарался улыбнуться, но скулы уже свело судорогой.
Слушай Дик обернулся. А где коза?
Коза? Ночью я ее слышала.
Где коза, я спрашиваю? Голос Дика поднялся, стал мальчишеским, высоким от злости. Ты ее привязала?
Я ее привязывала, оправдывалась Марьяна, но она, наверное, развязалась.
Где коза, я спрашиваю?
Видно, раздражение, копившееся в Дике, должно было найти выход коза стала символом всех неудач.
Не сердись, Дикушка, сказала Марьяна. Она старалась укутать Олега одеялами. Коза, наверное, ищет, чего поесть.
Здесь ей нечего искать. Почему ты ее не привязала?
Дик вытащил из-под полога свой арбалет, сунул за пояс нож.
Ты куда? спросила Марьяна, хотя отлично знала куда.