На его лице больше не было ни следа веселья.
Я только что видел, как что-то взобралось по свае под пирсом. Что-то крайне нечеловекоподобное.
Эмму пробрала легкая дрожь. Демоны, избравшие своим обиталищем океан, на суше показывались редко. Иногда ей снились кошмары о том, как океан выворачивается наизнанку и изрыгает на пляж свое содержимое: поросших шипами и щупальцами склизких почерневших тварей, полураздавленных толщей воды.
Эмму пробрала легкая дрожь. Демоны, избравшие своим обиталищем океан, на суше показывались редко. Иногда ей снились кошмары о том, как океан выворачивается наизнанку и изрыгает на пляж свое содержимое: поросших шипами и щупальцами склизких почерневших тварей, полураздавленных толщей воды.
Секунду спустя Сумеречные охотники обнажили оружие Эмма сжимала свой меч, Кортану, доставшийся ей от родителей золотой клинок. Джулиан вынул из ножен клинок серафимов, а Кристина свой нож-бабочку.
Куда оно направилось? спросил Джулиан.
К концу пирса, сказал Марк; он единственный пока еще не потянулся за оружием, но Эмма знала, насколько он проворен. В Дикой Охоте его прозвали «эльфийской стрелой» так быстр и точен он был что с луком и стрелами, что с метательным клинком. К парку развлечений.
Я туда, сказала Эмма. Постараюсь увести его от пирса. Марк, Кристина, вы вниз и хватайте его, если попытается заползти обратно в воду.
Они едва успели кивнуть, и Эмма побежала со всех ног. Ветер трепал ее за косы, пока она пробиралась сквозь толпу к ярко освещенному парку на конце пирса. Кортана тепло и прочно лежала в руке, а ноги так и летели по покоробленным морем деревянным доскам. Эмма чувствовала себя свободной тревоги отброшены, тело и разум сосредоточились на цели.
Она слышала позади себя шаги. Не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что это Джулиан. Его шаги звучали у нее за спиной на протяжении всех тех лет, что она была боевым Сумеречным охотником. Когда проливалась ее кровь, проливалась и его. Он спасал жизнь ей, а она ему. Он был частью ее самой, когда она становилась воином.
Там! услышала она голос Джулиана, но уже и сама увидела темный, бугристый силуэт, карабкавшийся по опорам колеса обозрения. Вокруг продолжали кружиться вагончики, и ничего не подозревавшие пассажиры пищали от восторга.
Эмма добежала до колеса и принялась проталкиваться к нему сквозь толпу. Прежде, чем добраться до пирса, они с Джулианом наложили на себя руны гламора, так что простецы их не видели. Это, впрочем, вовсе не означало, что они не чувствовали присутствия Эммы и Джулиана. Все в очереди вопили и ругались, когда Эмма наступала им на ноги и толкалась локтями, пробираясь вперед.
Один из вагончиков, покачиваясь, прибыл вниз, и парочка девушка, жевавшая сиреневую сладкую вату, и ее долговязый парень, весь в черном как раз собиралась в него забраться. Подняв глаза, Эмма заметила тень движения головоногий демон скользнул наверх и обвился вокруг опоры колеса. Выругавшись, Эмма оттолкнула парочку, едва не сбив их с ног, и запрыгнула в вагончик. Тот был восьмиугольный, с опоясывавшей его изнутри скамейкой, и свободного места, чтобы стоять, хватало. Пока вагончик поднимался, унося ее от хаоса, который она устроила внизу, до Эммы доносились вопли парочка, которая хотела сесть в вагончик, орала на кассира, а люди, которые стояли за ними в очереди, орали друг на друга.
Вагончик качнулся Джулиан, расшатав его, приземлился рядом с Эммой. Он запрокинул голову:
Ты его видишь?
Эмма прищурилась. Демона она видела, она была в этом уверена, но сейчас он как будто исчез. С этой точки колесо обозрения казалось мешаниной ярких огней, вертящихся штырей и выкрашенных в белый цвет железных оградок. Два вагончика под ней и Джулианом были пусты; в очереди, должно быть, все еще пытались восстановить порядок.
Отлично, подумала Эмма. Чем меньше людей сядет на колесо, тем лучше.
Стой, она почувствовала, как Джулиан взял ее под руку и повернул. Эмма напряглась всем телом. Руны, коротко сказал он, и Эмма поняла, что в свободной руке он держит стило.
Вагончик, в котором они стояли, продолжал идти вверх. Эмме был виден распростершийся внизу пляж: темная вода, плещущая на песок, и вертикально вздымающиеся над шоссе холмы Палисадес-Парка, увенчанные полосой травы и деревьев.
Сквозь яркий свет огней пирса звезды сияли тускло но все же сияли. Джулиан держал ее за руку не грубо и не нежно но с какой-то врачебной отстраненностью. Он перевернул руку Эммы ладонью вверх и начал быстро чертить стилом по ее запястью, рисуя защитные руны, руны скорости, ловкости и обостренного слуха.
Ближе, чем сейчас, Эмма не подходила к Джулиану две недели. И от этого голова у нее пошла кругом, словно она была слегка навеселе. Джулиан наклонил голову, не отрывая глаз от того, что делал, и Эмма воспользовалась возможностью насмотреться на него.
Огни колеса теперь сияли янтарным и желтым; они словно осыпали золотом загорелую кожу Джулиана. Его шелковистые и волнистые волосы свободно ниспадали. Эмма знала, до чего мягкой была кожа в уголках его рта, и каково касаться его плеч сильных, твердых и полных жизни. Ресницы его были длинными и густыми, такими темными, как будто их чернили углем; казалось даже, что если Джулиан моргнет, с его ресниц посыплется сажа.