В московском Политехническом музее, где потом витийствовали шестидесятники, Мельгунова приговорили к смертной казни. Процесс был публичным и довольно хорошо обставленным с театральной точки зрения. Тогда же расстрелы же без суда и следствия, просто в силу «политической необходимости», происходили в доме Страхового общества «Россия» наискосок.
В октябре 1922 года ленинским декретом из страны была выслана большая группа зловредной буржуазной интеллигенции. По ходатайству старых революционных деятелей В.Н. Фигнер и бывшего князя П.А. Кропоткина, поддержанного Академией наук, Мельгунов оказался включен в список высылаемых, а не расстреливаемых. Ходатайство Кропоткин подписал еще в 1921 году, за несколько дней до смерти, и это оказалась его последняя в жизни подпись. Большевики не без изящества расправились с Мельгуновым-историком. Они запретили ему при высылке брать с собою библиотеку и архивные материалы, но любезно дозволили присоединить к супруге тещу и тестя, которые выехали из Москвы самостоятельно еще 31 мая 1922 года Кто же знал, что Мельгунов оказался не лыком шит и уже успел переправить за пределы революционной России немалую часть своего домашнего архивохранилища, оставив большевикам наименее скандальную часть бумаг. Надо отдать должное большевикам: они хоть и разделили мельгуновское собрание на несколько частей, но положили его на государственное хранение, а не отправили в печи Лубянки, как это делалось в более поздние годы диктатуры пролетариата.
При всей своей внешней опереточности Мельгунов и в эмиграции оставался серьезным противником большевиков. Он не разделял мнения эмигрантского большинства, честно полагавшего, что «большевизия» падет сама собой. Сергей Петрович активно объединял военизированные организации, не исключал и подготовку военной интервенции, но чекисты его переиграли. Большая часть офицерских белоэмигрантских организаций, которые могли бы выступить реальной силой в борьбе с Советами, легко попались в расставленные чекистами провокационные сети вроде знаменитого «Треста». Перед войной Мельгунов, разочаровавшись в способностях своих союзников бороться с Советами, основное внимание стал уделять работе над книгами. А надо признаться, что его работоспособность просто поражала. Жена Прасковья Евгеньевна оставалась его неизменной помощницей.
Однако денег на издание книг и журналов становилось все меньше, равно как европейские политики все меньше интересовались русской эмиграцией. В начале 1930-х годов Мельгуновы переехали из Парижа в деревню под Шартром, где главной их кормилицей стала курица. Несла она, к сожалению, отнюдь не золотые яйца. Мельгуновы разводили кур на продажу и одновременно писали книги, занявшие, по утверждению современных историков, «уникальное место в историографии русской революции».
К чести Сергея Петровича, прожившего основную часть своей эмигрантской жизни во Франции, он твердо отверг заманчивое предложение о сотрудничестве с фашистской Германией в борьбе против СССР. После войны Мельгунов вновь пытается создать антисоветскую организацию. На сей раз ему повезло больше. Началась «холодная» война. Идеи Мельгунова об идеологическом разрушении страны Советов изнутри оказались востребованы всякого рода «голосами», но сам их вдохновитель, разумеется, не дожил до «светлого дня» распада СССР. Он умер от тяжелой формы рака горла 26 мая 1956 года и погребен в Шампиньи-сюр-Манн, неподалеку от Парижа. В 1992 году в посмертной судьбе Мельгунова случилось важное событие. Он получил реабилитацию. Долгожданную, даже слишком, и такую необходимую
В 1964 году вышли в свет «Воспоминания и дневники» Мельгунова в 2 томах, подготовленные его вдовой Прасковьей Евгеньевной. Она же подготовила основную часть архива мужа для передачи на постоянное хранение в Англию, за что получила порядка двух тысяч фунтов стерлингов отнюдь не фантастическую сумму. Прасковья Евгеньевна родилась в 1882-м, а умерла в 1974 году, не успев передать на хранение небольшую часть архива супруга и, вероятно, своего собственного. У нее был писательский дар и легкость слога, так что написанные Прасковьей Евгеньевной страницы воспоминаний читаются с большим удовольствием, особенно если не вдумываться в содержание, в рассказ о большевистских ужасах времен Гражданской войны
Вместе с Прасковьей Евгеньевной Мельгуновой над сбором документов для книги о русском быте XVIII века работали еще двое редакторов. О последнем Н.П. Сидорове достоверных сведений найти, к сожалению, пока не удалось. Второй редактор-составитель профессор Константин Васильевич Сивков, русский историк и педагог, постоянный сотрудник «Задруги», известен многими публикациями. Они не утратили своей значимости и сегодня, особенно если отринуть неизбежную в определенные времена «классовую» риторику о «разложении и вырождении» дворянства, а потом и капитализма. В 1920-е годы имя Сивкова постоянно встречается в трудах и протоколах многих историко-краеведческих организаций комиссии «Старая Москва», Общества изучения русской усадьбы, общества друзей русской книги. Человек предельно осторожный время научило, он уже в конце 1920-х годов перешел на публикации исторических источников и работ, основанных на статистических данных. Пенька, пшеница, оброк и иные тонкости крепостного хозяйства позволяли более или менее безопасно заниматься любимой исторической наукой на родине, а не в эмиграции, как это делали Мельгуновы.