Историческое собрание
Похоронив Ситникова, я из Прилеп проехал в Москву, где, имея трехнедельный отпуск, предполагал подыскать нового управляющего, а главное, войти в курс дел Московского бегового общества, откуда шли недобрые вести. Я, кажется, уже упоминал, что в то время Московское беговое общество было стержнем, вокруг которого сосредоточивалась вся жизнь рысистых заводов страны. До войны в этом обществе установилось определенное равновесие, в том смысле, что призы были поделены пополам между орловскими и орловско-американскими лошадьми, а значит, вырученные средства позволяли вести заводы как одной, так и другой группе коннозаводчиков. Но теперь под влиянием побед метисов снова пошли разговоры о стеснительности и несправедливости существующих ограничений. Русский человек уж так создан, что покуда гром не грянет, он нипочем не перекрестится. Так и в данном случае: орловцы сидели по своим норам и молчали, хотя явно сознавали опасность положения и никто не подумал, что надо всем собраться, обсудить положение и затем принять меры.
Мой план был чрезвычайно прост. Необходимо было провести в действительные члены бегового общества значительную группу наших сторонников, преимущественно из числа тех, кто постоянно проживает в Москве, и таким образом создать активное ядро членов в поддержку партии орловцев. После некоторых дебатов был составлен список из двадцати лиц, но провести их в действительные члены было возможно только сделав полную мобилизацию нашей партии, что было нелегко, так как среди нас было много стариков, не посещавших бегов и собраний общества. Их-то и надлежало во что бы то ни стало собрать. Стали обсуждать, как это сделать, и тут же составили телеграмму иногородним с просьбой обязательно прибыть на собрание с указанием, почему явка необходима. Затем мы разработали план, как упросить явиться в собрание стариков-москвичей. Каждый из нас получил персональное поручение привезти таких-то и таких-то членов, и после этого мы разъехались. «Если все мы соберемся, сказал я в заключение, успех обеспечен!»
Через семь дней, это было либо в конце января 1917 года, либо в самом начале февраля, состоялось историческое собрание. На этот раз мы, орловцы, были на высоте и собрали, что называется, живых и мертвых. Среди нас были и такие, которые лет десять не бывали в собрании, некоторых почтенных стариков ввели в собрание под руки, других, как Живаго, внесли на руках (тогда он был уже паралитик) словом, картина была совершенно необычная. Лидер метизаторов, бледный, дрожащий от злости, тихо переговаривался со своими коллегами: у них, очевидно, шло совещание, как быть и что делать. Однако было уже поздно. По моему предложению никто из орловцев не принял участия в прениях, так как я понимал, что при прениях собрание затянется, наши старики утомятся и разъедутся. А если бы продолжение собрания отложили до следующего дня, то мы бы наверняка проиграли, ибо вторично поднять всех наших сторонников было бы решительно невозможно. Когда вице-президент объявил наконец результаты баллотировки, гром аплодисментов с нашей стороны покрыл его голос и долго не смолкал. Двадцать новых действительных членов это был такой крупный актив для орловской партии, что большинство в собрании нам было обеспечено и в дальнейшем только от нас зависело, пропускать или же нет в действительные члены господ метизаторов. Историческое собрание закончилось, мы торжествовали победу и могли спокойно смотреть в будущее.
Но Судьбе было угодно, чтобы это заседание стало последним собранием господ действительных членов Императорского Московского общества поощрения рысистого коннозаводства. В то время, как мы в Москве спорили и горячились, решая в стенах старого гостеприимного общества судьбу орловца и метиса, в стране началась великая «бескровная» революция, не только перевернувшая вверх дном всю Россию, но и оказавшая влияние на весь цивилизованный мир. Никто из нас не думал, что это конец старейшего в России бегового общества. Теперь, когда я пишу мемуары, прошло почти десять лет, двери Московского бегового общества закрыты, там нет ни собраний, ни споров, ни раздоров, ни бега великих и славных рысаков. Нет и самого общества. Все кануло в Лету.
Борьба за Прилепы
Последний беговой день
Февральская революция застала меня в Москве. Я присутствовал на бегу в то время, когда в Москве разыгрывались решительные события, а в Петрограде уже совершилась революция, царский режим пал и отошел в область преданий. Вместе с Телегиным я стоял у окна в библиотеке и смотрел, как по Ходынскому полю к городской думе двигалась артиллерия, чтобы решить судьбу России. Тем временем беговые испытания шли своим чередом, мы с Телегиным вышли на балкон. Жуткую картину представлял бег в тот день: на трибунах пустота. Где обычно собирались тысячи, там бродили сонными мухами сто-сто пятьдесят человек и, казалось, сами не знали, зачем они здесь и что делают. В членской беседке тоже почти никого не было, только в судейской администрация была налицо и занималась своим привычным делом. Раздавались звонки, колокольчик четко отбивал четверти и полуверсты, мальчики приносили рапортички из расчетной, прикидчик стоял у секундомера. Словом, все по-прежнему. И вместе с тем все было не так: лица серьезные, сосредоточенные, угрюмые, почти никто не вёл разговоры, все хотели поскорее вернуться домой, к родным. Наездники ехали безо всякого одушевления и напоминали скорее манекенов, чем живых людей. Не было ни борьбы на финише, ни мастерской езды. На всем лежала печать подавленности, всех охватило чувство неуверенности в завтрашнем дне, казалось, нечто жуткое и страшное окутывает нас.