В своих поездках я никогда не был дальше Ярославля, а потому картины пути живо интересовали меня. За Вологдой начинались бесконечные леса. Их сменяли проселки, чахлые поля, множество болот, луга, а затем опять шли леса, перелески и вновь леса. Северные деревни имеют весьма своеобразный вид. Избы в них деревянные и как-то особенно убоги. Вот под пасмурным, свинцовым небом вдали промелькнула типичная северная церковка, приютившаяся у небольшой речонки, через которую перекинут ветхий бревенчатый мостик. Колокольня покосилась, и вся церковь почернела от времени и погоды видно, что не одно столетие простояла она здесь. Кругом церкви ограда, тут же бедные могилки, запущенное старое кладбище. Два-три домика, деревянные, старые, покосившиеся, составляют, очевидно, убежище духовенства этого полузабытого уголка. По мере приближения к Архангельску деревни становятся богаче, природа величественнее и как бы чувствуется близость моря.
Сам Архангельск, куда мы приехали поздно вечером, город замечательный. Основан он был в середине XVI столетия и вызван к жизни завязавшимися торговыми сношениями с Англией.[141] До возникновения Архангельска вся торговля и промышленность северной окраины России были сосредоточены в Холмогорах. Первоначально возникший город и назывался Новыми Холмогорами и лишь впоследствии был переименован в Архангельск. Я осматривал архангельский порт и был поражен его величием. Архангельск, как известно, лежит на правом берегу Северной Двины, в сорока верстах от впадения ее в Белое море. Здесь река так широка и многоводна, что в порт заходят корабли самой глубокой посадки. В порту было много иностранцев, стояли русские и иностранные военные корабли, много океанских пароходов, буквально на несколько верст вокруг порта тянулись горы заграничных товаров и снаряжения. Все это в ожидании отправки вглубь России стояло в грандиозных штабелях, прикрытых брезентами. Везде царило оживление.
Ночь мы все провели в своих вагонах, а наутро я поехал к коменданту города отрапортовать ему о благополучном прибытии команды. В городе только и были видны, что матросы и моряки-офицеры. Сухопутных войск тут, кажется, вовсе не было за три дня пребывания в городе я не видел ни одного кавалериста. Ко мне был прикомандирован мичман Иванов 3-й, очень милый молодой человек, только что выпущенный из морского корпуса. Это был красивый юноша, которому очень шла морская форма. Есть что-то необычайно привлекательное в морской форме, в скромном и изящном покрое этих курток и сюртуков, особом фасоне жилетов и брюк. Почти все без исключения моряки хорошо носят форму и отличаются изяществом и известного рода щегольством. Иванов 3-й происходил из старой морской семьи и в каюте корабля, как он мне говорил, чувствовал себя лучше, чем на суше.
Около двух часов дня к эшелону прибыли оба итальянских офицера и состоялась передача военнопленных. Помимо нас, прямых участников весьма торжественной церемонии, тут присутствовало несколько адмиралов и консулы иностранных держав. Немало было и публики, среди которой преобладали иностранцы. После окончания церемонии мне пришлось командовать этим иностранным легионом, назовем его так. Итальянский полковник принял команду, а меня сделал кавалером итальянского ордена. Представитель нашего адмирала Римского-Корсакова поблагодарил за выполненное поручение и сказал, что здесь, в Архангельске, я их гость. «Мичман Иванов 3-й позаботится, чтобы вы не скучали», добавил он. «Есть», последовал ответ мичмана.
Около двух часов дня к эшелону прибыли оба итальянских офицера и состоялась передача военнопленных. Помимо нас, прямых участников весьма торжественной церемонии, тут присутствовало несколько адмиралов и консулы иностранных держав. Немало было и публики, среди которой преобладали иностранцы. После окончания церемонии мне пришлось командовать этим иностранным легионом, назовем его так. Итальянский полковник принял команду, а меня сделал кавалером итальянского ордена. Представитель нашего адмирала Римского-Корсакова поблагодарил за выполненное поручение и сказал, что здесь, в Архангельске, я их гость. «Мичман Иванов 3-й позаботится, чтобы вы не скучали», добавил он. «Есть», последовал ответ мичмана.
Итак, поручение мое было исполнено, и я был свободен. С железнодорожной станции мы поехали в порт и оттуда в город. В порту нам был подан вельбот. Я впервые плыл на военном судне; вельбот, ныряя, быстро шел по реке. Мы шли под Андреевским флагом: на борту у нас находился заместитель адмирала, флаг-офицер. В гавани стояли океанские корабли, вдали виднелась наша эскадра, по реке сновали пароходы, плыли груженые баржи и на легких шлюпках моряки отправлялись в открытое море. Где-то вдали показался дымок приближавшегося к Архангельску заграничного парохода. Совсем близко от нас вынырнул миноносец и тотчас скрылся из глаз, направляясь в море. Флаг-офицер велел вельботу держать курс на французский крейсер, так как он имел поручение вручить капитану крейсера пакет от адмирала. Легкий, красивый стальной крейсер показался справа от нас, и мы стали быстро подходить к нему. Французские матросы спустили трап, по нему с нашего вельбота поднялся мичман и вручил пакет капитану. Моряки обменялись взаимными приветствиями, и мы поплыли дальше.