На подоконнике окна помещалась довольно плоская витрина красного дерева с самыми разнообразными предметами, из которых вспоминаю: небольшое собрание русских серебряных рублей и медных монет; кремневый пистолет[51] моего предка князя Михаила Михайловича Голицына, генерал-адмирала императрицы Елизаветы Петровны, работы парижского мастера Delanne с античной серебряной маской на рукоятке и с серебряным голицынским гербом, окруженным Андреевской цепью; два пистолета, тоже кремневых[52], другого моего предка адмирала Григория Андреевича Спиридова; большая серебряная медаль в честь Чесменской победы, на которой моим предком адмиралом Алексеем Григорьевичем Спиридовым вычеканенная на медали фамилия Орлова была заменена фамилией его отца Спиридова, истинного виновника одержанной победы; кожаный портсигар с серебряным автографом цесаревны Марии Феодоровны «До скорого свидания» милое внимание моему отцу перед отъездом его на войну 78 года; другой портсигар, тоже подарок императрицы Марии Феодоровны, глянцевой зеленой кожи, обложенный сверху и снизу рубчатым серебром; большая яшмовая печать моего деда графа Василия Дмитриевича с Олсуфьевским гербом; кожаный футляр с целой серией вкладывающихся друг в друга гладких серебряных стаканчиков; они принадлежали моей матери и были совсем в ее духе; целое собрание серебряных карандашей, большею частью подаренных великой княжной Ольгой Александровной; мои маленькие серебряные детские часы, подаренные мне в Буйцах бабушкой, как сейчас помню, в столовой, под салфеткой, за первые успехи в английском языке; я, конечно, очень заботился об этих часах и уверял няню, что никогда не женюсь во избежание забот о жене, которые представлялись мне неизмеримо большими, чем заботы о часах; шпора, копье и два медных ангела[53] с древок знамен, найденные на Куликовом поле, часть которого входила в состав нашего Казанского хутора, в десяти верстах от Буец; небольшая бронзовая пластинка с чеканкою амурами, найденная в соседних Буйцах на горе близ деревянной церкви; она, вероятно, составляла украшение какого-нибудь кресла empire в доме моего двоюродного дяди Владимира Александровича Олсуфьева, жившего в тех Буйцах в 60-х годах; у него, рассказывают, был хороший дом неподалеку от деревянной церкви, от которого открывался прекрасный вид на долину Непрядвы; непосредственно к дому прилегал лес; Владимир Александрович женат был на Менде, был мировым посредником, любил ружейную охоту и умер молодым за границей; он похоронен на Смоленском кладбище Троице-Сергиевой лавры; ему же принадлежала тогда Даниловка, унаследованная после него вместе с его Буецкой усадьбой его братом Василием Александровичем[54], который продал усадьбу с лесом купцу Шалыгину, а Даниловку моему отцу; это было в самом начале 80-х годов.
Вспоминаю еще: небольшую стеклянную собачку из розового стекла, вылитую при нас в Мурано; две больших серебряных медали за коневодство; наконец, серебряную дощечку с выгравированным на ней крейсером «Рюрик»; она поднесена была моему отцу морским ведомством по случаю спуска, на котором мой отец присутствовал в свите государя Александра III. Отец, как я уже упоминал, всегда любил море и морское дело. Помню, в детстве, весной, ходили мы с ним смотреть на прибывшие императорские яхты: апрель, тепло; Нева уже несколько дней как прошла, весь Петербург толпится у ее берегов; яхты «ошвартованы» в конце Английской набережной «Александрия», «Славянка» и другие. Пахнет смолой и краской, ярко блестит медь, зигзагами играют тени на воде Отец знает почти всех офицеров; разговор о переезде в Петергоф, о шхерах, о постройке «Полярной звезды»; тут и капитан Фредерикс, командир «Царевны», опытный моряк и не менее опытный царедворец. На гранитной балюстраде греются длинные весенние мухи, на яхтах слышится бодрое «есть», а с Балтийского завода доносится стук сотен молотков: там достраивается уже спущенный военный корабль Это давно, в благополучное царствование Александра III, этого любителя моря.
Рядом с витриной, и тоже на подоконнике, был привинчен железный ларчик, в который запирались деньги. В простенке между окном и юго-западным углом стоял несгораемый шкаф с различными документами; в нем хранилась и старая вотчинная железная печать Буец Олсуфьевский герб с графскою короною и с надписью кругом: «Село Красное Буйцы тож с деревнями». Прежде этот несгораемый шкаф помещался в нижней кладовой на Фонтанке. На шкафу стоял тяжелый железный ларь со сложной системой секретных замков; он сооружен был в слесарной мастерской моего отца, устроенной им в Никольском, когда он, состоя уже адъютантом цесаревича, был вольнослушателем Технологического института и увлекался прикладною техникой. В этом ларе хранились буецкие планы начиная с XVIII столетия с торжественными титулами владельцев, выписанных полностью, вроде: Его Высокопревосходительства генерал-аншефа и таких-то орденов кавалера и т. д. Ларь этот прежде, во времена столь памятного для Буец управляющего Василия Феодоровича Гана, находился в конторе, которая раньше, кажется еще в крепостное время, помещалась в кухонном флигеле, затем была перенесена в западный флигель, сохранивший название Ганского от жившего в нем при конторе управляющего Гана и, в конце концов, в так называемый «Большой» дом, построенный в начале 80-х годов.