Сайпс выпрямился и уселся поглубже на стуле. Вид у него был такой изможденный, будто он всю ночь просидел, сгорбившись над телескопом.
— Или более осторожны. — Пресвитер записал что-то в журнал и захлопнул книгу. В воздух взметнулось облако пыли.
— Вы хотели меня видеть, — напомнил Фогвилл.
— Не думаю. — Сайпс со скрипом повернулся на стуле.
Фогвилл почесал подбородок, пытаясь угадать, шутка ли это. Из рукава сутаны он извлек свиток.
— Я получил послание.
— Ах да, — раздраженно отозвался Сайпс. — Все готово к церемонии Прощания?
Фогвилл скрутил свиток и снова спрятал его в рукав.
— Приготовления практически завершены. Алтарь вычистили и освятили. Я распорядился принести новые свечи…
— Ароматические?
Помощник хотел было изобразить на своем лице недовольство, но вовремя одумался.
— Понятно, — сказал пресвитер. — Сколько я должен это терпеть? Воняет, как в борделе.
— Аромат помогает скрыть запах сырости.
— Несомненно. — Старик сгорбился и фыркнул.
Фогвилл осторожно отступил на шаг назад, сохранив спокойное выражение лица. Он заметил, что в обсерватории тоже как-то странно пахнет, и бросил взгляд на камин. Очаг был забит тлевшими пергаментами, голубой дым обвивал исписанные чернилами страницы.
— Поэзия, — пояснил пресвитер, уловив взгляд помощника. — Этот вклад в Кодекс сделали мясники с Яблочного перекрестка: сто способов освежевать кошку.
— Что-то юмористическое? — спросил Фогвилл. — Многовато для поэзии.
— Только не для кошки, — проворчал старик. — Когда же Господь запретит простолюдинам учиться писать? — Покачав головой, он откинулся на стуле, который заскрипел так же уныло, как и дряхлые кости. — Как там Дилл?
— На пути к Клетке Душ.
— Думаешь, он готов?
Фогвилл пожал плечами.
— Гм… — Губы пресвитера вздрогнули. — Сколько уже пареньку? Десять?
— Шестнадцать, — поправил Фогвилл.
Что старику, конечно же, хорошо известно. Дилл на год старше того возраста, когда Кодекс предписывал ему вступить в должность хранителя душ, и народ знал об этом. После смерти Гейна исполнять обязанности ангела был призван Борлок. И хотя он отлично знал свое дело, его присутствие мало вдохновляло верующих. Дилл был больше чем просто слуга Церкви, больше чем просто символ. Он был звеном, связывающим настоящее и прошлое, уходящим к моменту основания Церкви. Он живой потомок вестника самого Ульсиса, а род его был ниточкой между человеком и богом. Но за стенами храма начали распространяться слухи. Не прекратился ли род Кэллиса со смертью отца Дилла? И если род все-таки прервался, сдержит ли Ульсис обещание, данное истинно верующим? Или бог отступится и отдаст их Айрил, Лабиринту, утопающему в крови? Обычно жизнь в Дипгейте текла уныло и спокойно, но иногда поднималось недовольство. Церковь всегда знала, как утихомирить свою паству: нужно дать им веру.
Фогвилла несколько удивляло подобное халатное отношение пресвитера к Кодексу, и сначала он усматривал причину в явном ослаблении умственных способностей старого священника. Лишь через какое-то время он начал подозревать, что старик только прикидывается немощным, когда ему это выгодно.
Сайпс вытер вымазанной в чернилах рукой подбородок, оставив на лице темно-синие пятна. Фогвилл подозревал, что и эта небрежность не была случайной.
— Вы не можете вечно прятать его в башне, — сказал помощник.
Пресвитер устало кивнул головой.
— Конечно, вы правы. Но я постоянно волнуюсь за мальчика.