Я просто нанял флаер с автопилотом, а когда он поднялся в воздух, разбил камеру слежения и ушел в Туннель. Только никому об этом не говори.
– Не буду, – пообещал я.
Правила поведения колдунов в космическом мире были строго регламентированы, и за их нарушение предусматривались жесткие санкции. Формально мы нарушили предписания уже тем, что вышли из Туннеля в центре крупного города, пусть даже в зарослях парка, где нас никто не мог заметить. Но это был мелкий проступок; а вот номер, который Патрик провернул с флаером, тянул на серьезное наказание.
Мы миновали сквер и вошли в просторный вестибюль дома. Нас не встречали ни швейцар, ни консьерж, зато бдительные видеокамеры зафиксировали во всех деталях нашу внешность.
К вестибюлю примыкали небольшой ресторан самообслуживания, бар и игровой салон, а вдоль левой стены стояли автоматы по продаже всякой всячины. Недалеко от лифтов находился справочный терминал – к нему-то мы и направились.
– К сожалению, – сказал Патрик, – я не знаю, какая у Амалии фамилия. Но это не беда. Дамогран населен главным образом потомками выходцев из Восточной Европы, и вряд ли это имя здесь слишком распространено.
Он оказался прав. В ответ на наш запрос компьютер сообщил, что в этом доме живет только одна Амалия – по фамилии Полякова, со средним инициалом «Ю». Ее квартира находилась на самом верхнем, сорок четвертом этаже и занимала весь пентхаус.
– Неслабо, – заметил Патрик. – По замашкам Амалии я всегда подозревал, что ее семья далеко не среднего достатка. Чтобы жить в пентхаусе, да еще в историческом центре столицы, нужно иметь кучу денег.
Он сделал следующий запрос, и мы выяснили, что вместе с Амалией в квартире живут еще четверо человек – три мужских имени и одно женское.
– Ну что, позвоним? – предложил я.
Патрик медленно покачал головой:
– Плохая идея. Скорее всего, Амалии здесь нет, она где-то с Ричи. Если мы позвоним отсюда, ее родные наверняка скажут, что она улетела на другую планету – и все. А если поднимемся наверх и представимся ее друзьями, им будет неловко сразу нас прогонять. Мы поговорим и, может, сумеем выведать дополнительные подробности.
– Твоя правда, – согласился я.
Мы вошли в единственный лифт, идущий на сорок четвертый этаж, и Патрик нажал соответствующую кнопку. Лифт не сдвинулся с места, зато включилась аудиозапись, и из динамика раздался хорошо поставленный мужской баритон, который вежливо предупредил, что на данном этаже проживает только семья Поляковых, и попросил подтвердить наше намерение посетить их повторным нажатием кнопки. Патрик подтвердил, и только после этого лифт устремился вверх.
– Есть у меня подозрение, – произнес я, указывая на крошечные объективы камер под потолком кабины, – что о нашем визите уже знают. Думаю, повторное нажатие кнопки для того и предназначено, чтобы дать хозяевам квартиры сигнал.
– Да, безусловно, – кивнул Патрик. – Есть две вещи, которые сильно раздражают меня в этом мире. Одна из них – обилие средств наблюдения во всех общественных местах, минимум приватности. А о другой ты сам знаешь.
Конечно, я знал. Одиннадцать лет назад Кевин по просьбе сына разрешил нам выступить с концертами на Земле и Астурии. Эти гастроли закончились полным провалом. Если в колдовских Домах нашу музыку считали чересчур модерновой и нетрадиционной, то в космическом мире классический рок был глубоким-глубоким ретро. Здесь отдавали предпочтение либо чему-нибудь ультрасовременному, стопроцентно синтетическому, либо совсем уж древней архаике времен Моцарта, Шуберта и Бетховена. Словом, это был не рок-н-ролльный мир.
Лифт быстро донес нас до сорок четвертого этажа.