Все трое мужчин некоторое время постояли над открытой капсулой, служившей девочке колыбелькой — затаив дыхание, чтобы ненароком не разбудить малышку.
— Кстати, вот и еще одна проблема, — все еще шепотом проговорил Гилл. — Она растет не по дням, а по часам. Скоро перестанет здесь помещаться. К какому же, черт побери, виду она принадлежит?
— Она явно родилась уже более взрослой, чем наши младенцы, — проговорил Рафик. — Но я ничего не нашел о подобных существах — ни в “Алфавитном указателе”, ни в “Энциклопедии”; даже в разделах инопланетной жизни и ветеринарии нет указаний на подобные случаи.
— Послушайте-ка, парни, я понимаю, что мы потратим изрядное количество времени и топлива, понимаю, что нашего теперешнего груза не хватит на то, чтобы окупить расходы — но, мне кажется, мы не можем держать ее здесь у себя. Вдруг ее кто-нибудь разыскивает? А на Базе о ней наверняка смогут позаботиться лучше…
Рафик вздохнул; Калум отвел взгляд от лица Гилла, стараясь смотреть куда угодно — только не на спящего ребенка.
— Во-первых, — заговорил Рафик, который как правило и занимался логическим анализом ситуации, — если бы ее кто-то искал, то поиски проходили бы в этом секторе пространства, а не на Базе. Во-вторых, поскольку мы согласились с тем фактом, что она является неизвестным инопланетным существом, откуда бы на Базе взяться экспертам, которые могли бы нам помочь? Никаких книг по уходу за ней нет, а мы — единственные, у кого есть хоть какой-то опыт. И, наконец, наш груз не оплатит даже дозаправку. Сейчас нам, похоже, досталась действительно ценная находка, и я не собираюсь ее просто так оставлять любому, кто будет пролетать мимо. Мы же на прошлой неделе засекли ионный след: возможно, за нами уже следят шпионы “Объединенных Производителей”.
Гилл раздраженно зарычал; Калум, фыркнув, высказал свое мнение:
— Что ж, придется включить ее в дневное расписание. Час здесь, два часа на астероиде. Двое будут работать…
— А один — заниматься вот этим нашим “крепким орешком”, рискуя свихнуться, — закончил Гилл, после чего вызвался первым дежурить при девочке.
— Но-но! — Рафик погрозил тонким пальцем своему коллеге. — Не надейся! Когда она будет спать, мы все будем работать.
Несмотря ни на что, их план сработал гораздо лучше, чем они предполагали. В первую очередь, девочка училась говорить, так что и ей, и тому, кто в данный момент присматривал за ней, всегда находилось дело. Она научилась уважать “нет” и радоваться, услышав “да”: когда ей надоедало сидеть на месте, она начинала интересоваться всеми предметами в комнате, выясняя, “да” они, или “нет”. До вещей, о которых говорилось “нет”, она больше не дотрагивалась. На третий день Рафик принес ей маркеры и ненужные компьютерные распечатки: хотя цифры рисовать у нее получалось гораздо хуже, чем у него, вскоре она уже вовсю чертила линии и завитушки, после каждого рисунка поглядывая на взрослого в поисках одобрения.
— Знаете ли, — заметил Калум, когда его позвали посмотреть на “произведения” малышки, — а это очень похоже на надписи на ее “яйце” Как вы думаете, насколько взрослой она родилась?
После этого все трое отправились сравнивать рисунки девочки с надписями на “яйце”, но в конце концов решили, что сходство было чисто случайным: в конце концов, откуда бы ребенку в столь нежном возрасте знать письменность? Тогда они начали учить ее печатать на интерлингве, используя стандартизированный шрифт, и вскоре она уже могла воспроизвести распечатку программы компьютера быстрее, чем любой из них.
— Что ж, она печатает то, что часто видит.
Купание девочки обернулось крупным открытием — и последовавшим за этим торжеством, затянувшимся почти на час.
— Всех детей надо регулярно купать.