Ушел?
– Еще вспомнишь меня, волчий сын, – прошипел монах сквозь зубы, а потом крикнул на двор: – Что вы там копаетесь?! Тащите тела из дому, да поживее!
Тела? Я скосила глаза. Рядом, раскинув руки, лежал незнакомый молодой парнишка. Из его перерезанной шеи толчками выходила кровь. Справа от него, утопив пальцы в разорванном животе, скорчился Улеб. К горлу подкатила тошнота. Ощущая на щеке корку засохшей чужой крови, я закрыла глаза.
– Первым вынеси боярина, – сказал Анастас. Надо мной засопели.
– Тяни его! Здоровый, гад… – зашелестели чужие голоса.
Наверное, сапоги Улеба были окованы железом. Они скребли пол пятками, словно когти неведомого зверя.
– Теперь девку!
– Хорошо…
На мое лицо упала тень.
– А девка-то хороша, – сказал кто-то.
– Какова бы ни была, тащи ее отсюда.
Чужие руки схватили меня за плечи и приподняли… Притворяться мертвой я не умела.
– Старик! – Я извернулась, вскочила и бросилась к выходу. Мимо промелькнуло изумленное лицо монаха и его раскрытый в крике рот.
– Держи девку!!!
Я кубарем слетела по ступеням и метнулась к спасительным воротам. Заперто! Мельком взгляд зацепил стоящие во дворе повозки. Одна, другая… На них запрокинутые к небу окровавленные лица, белые руки, искромсанные тела…. Женщины, дети… Отдельно – бояре… Враги князя Святополка…
– Держи!!!
Я заметалась между телегами. «Господи, Господи», – шевелились мои губы. Я обогнула одну из подвод, поскользнулась и упала на колени. Все. Конец.
Взгляд впился в лицо свесившегося с подводы мертвеца.
– Старик? – медленно узнавая знакомые черты, прошептала я.
Он лежал, молитвенно сложив руки на груди, спокойный и тихий, будто спал. Только лицо у него было непривычно белым, а губы потрескавшимися и тонкими. И еще – борода. Я помнила: она была седой, а теперь стала темно-красной, словно…
– Старик!!! – тычась в эту красную бороду, завыла я. На миг забылись преследователи, их вожак и предатель игумен. Старик умер. Его убили… Убили по приказу Святополка…
– Пустите девку! Кто сказал эти слова?
Я растерянно оглянулась. Горясер.
– Ты танцевала и пела нам в Ладоге? – вглядываясь в мое лицо, спросил он.
По моим щекам потекли слезы.
– Где твой отец? – продолжал Горясер.
Отец? Это он про Старика? Он спрашивает, где Старик?!
Что-то сжалось в моей груди, потом отпустило, и изо рта вырвался клокочущий звук. Затем второй, третий… Мне было уже не удержать их.
Горясер покосился на подводу, разглядел на ней Старика и вздохнул. Вряд ли ему было грустно.
– Что ты возишься с этой девкой? – недовольно спросил подоспевший Анастас.
– Крыса… – презрительно выдавила я. Игумен и впрямь походил на крысу. Тощую церковную крысу… Маленькие черные глазки, острый нос… Я стала задыхаться.
– Она все видела, – кривя губы, заявил монах. – Убей ее.
Горясер кивнул:
– Убью. Но прежде наслажусь ее телом. Ты ведь знаешь, наемники не похожи на вас, святош… – Он гадко ухмыльнулся и схватил меня за руку: – Пошли.
Я еще смеялась. Понимала, что он хочет сделать, но не было сил сопротивляться. Наемник втащил меня в дом.
– Гад, – сползая на пол, всхлипнула я. – Гад…
– Заткнись и слушай, – негромко сказал Горясер. – Твой Старик был убит моими людьми. Я не хотел этого.
Он оправдывался?
– Ты хочешь жить?
Глупый вопрос. Я закивала. Голоса не было.
– Тогда сиди тихо, как мышь. Когда подводы уедут и со двора уберется этот продажный игумен, мои люди подожгут дом. Не вздумай вылезать сразу. Если будет трудно дышать, обмотай голову тряпкой. Помни: выпрыгнешь – тебя убьют. Потом я отзову людей. Ты услышишь. Тогда выскакивай и беги отсюда как можно дальше. Поняла?
Я поняла. Половину. То, что Старик мертв, а я еще жива. Что могу остаться жить. Потому что так решил этот наемник. И, как ни странно, я верила ему. Он на самом деле не хотел убивать Старика. Настоящим убийцей был Святополк.