Только теперь он до конца осознал, насколько тоскливой была его первая, «довоенная жизнь» на Земле. Унижение и чувство собственной неполноценности, которое впиталось во все поры его маленькой души в том далеком сентябре, в первом классе, казалось бы навсегда отравило всю его дальнейшую жизнь, и если бы не поганец Настар, чтоб он был здоров и счастлив! осталось бы с Денисом навсегда, заставив его прожить серую, скучную жизнь, омраченную множеством страхов от опасностей, как реальных, так и выдуманных, существующих только в его воображении, но от этого не менее изматывающих душу. И он бы никогда не узнал, что жизнь на самом деле цветная, опасная, яростная, но ужасно интересная и захватывающая штука.
Конечно, как всякий нормальный, разумный человек он отдавал себе отчет, что во время тренировочных боев, экстремального скалолазания и прочих специфических «упражнений», его могут покалечить, могут даже убить, но кайф от осознания себя «право имеющим», а не «тварью дрожащей», перебивал это осторожное знание и доставлял почти физическое наслаждение. Ведь прав был д'Артаньян Боярский, черт побери! тысячу раз прав: «И жизнь хороша, хороша вдвойне, коль ей рисковать умеешь!» И вот всей этой замечательной жизни приходил конец, было от чего загрустить Но! С другой стороны, новый мир, новые приключения, новые впечатления! это было здорово, и предвкушение всего этого нейтрализовывало возникшее чувство досады, оставляя в душе то ли печальную радость, то ли радостную печаль сразу и не разберешь.
Произнеся свою судьбоносную фразу, вызвавшую в душе Дениса такую бурю противоречивых чувств, Шэф вытащил из кармана прямоугольный кусок пластика, выполняющий те же функции что и детская игрушка «магнитный экранчик», на котором можно писать магнитной ручкой, а потом стирать написанное.
Вот схема перехода, смотри, продолжил любимый руководитель. Денис хотел было поднять на него удивленный взгляд: «Что, мол, за схема еще такая!?» но вовремя сообразил лишних телодвижений не предпринимать: если Шэф говорит «смотри», значит смотри!
На листе, естественно по русски, было написано: «За нами смотрят и нас слушают, не исключено, что будут перехватывать. Не расслабляйся! Бди. Уходим на Сету. Помнишь мостик на дороге?» вот здесь Денис смог реализовать подавленное желание, он поднял взгляд, после чего кивнул мудрому руководителю. Тот стер написанное и принялся писать вновь: «В наших сотах сидят загримированные двойники. Мы заходим, они выходят и идут к двери на Равал, это за пляжем с Мостом. Мы ждем уборщиков, это недолго, они приходят, гримируют нас и мы уходим туннелем по которому пришли в обитель. Уборщики остаются вместо нас. Все понятно?»
Денис взял блокнот: «Как гримируют?».
Шэф: «Под себя: усы, бородки, длинные волосы. Уборщики будут длинноволосые и усатые, все что нужно принесут. Все ясно?» Денис кивнул, и главком убрал «блокнотик».
Вот такой непростой переход! завершил он инструктаж персонала и начал было подниматься из-за стола, чтобы приступить к претворению в жизнь намеченных планов, но не успел довести этот процесс до конца. Быстрым шагом, какой-то тревожной походкой, к ним приблизился незнакомый Денису фиолетовый послушник и сходу, не здороваясь, зашептал что-то Шэфу на ухо. По мере «доклада», лицо командора мрачнело с каждой секундой.
Жди меня здесь, бросил он Денису уже на ходу, и вместе с незнакомцем отбыл в неизвестном направлении.
Вернулся главком через полчаса, мрачнее тучи. Таким видеть его Денису еще не доводилось: глаза Шэфа горели каким-то мрачным огнем, черты лица заострились, сразу состарив его на пару десятков лет, во всем облике проявилось что-то, если называть вещи своими именами, демоническое. Смотреть на Шэфа было страшновато.
Денис к словам верховный главнокомандующий: что мол позабыли его не уважают относился с некоторым скепсисом, делил примерно так на десять, полагая, что да, мог Шэф, по молодости дать шороху, нагнать страха на разных раздолбаев, но так и другие Мастера войны не хуже, вон ш'Тартак, к примеру, а теперь понял печенкой почувствовал, что Шэф, это Шэф, а остальные, это остальные.
Командор, не говоря ни слова, взялся за пластик: «План изменился уборщики нас не гримируют, когда они придут, натягиваешь шкиру, но не включаешь, включишь невидимость когда они соберут вещи и выйдут из соты. Идешь за ними. Вопросы?»
Денис стер написанное Шэфом и начал писать: «Что случилось? Куда идти? Что делать, если я вдруг отстану?»
Ответ любимого руководителя был лаконичен и не допускал двоякого толкования: «Потом расскажу. Увидишь. Идти на Мост и прыгнуть на камни вниз головой». Он пристально взглянул Денису в глаза:
Все ясно?
Да.
Пошли.
Конечно, «освещение» в соте вернее его отсутствие, не позволяло в должной степени оценить искусство мимикрии, проявленное создателями двойника Дениса, но на него самого впечатление произвело, на лежаке сидел молодой парень, поджарый, мускулистый, заросший, с мрачно поблескивающими глазами.
«А ничего! подумал Денис, впечатленный созданным образом, если это я! то вполне себе мне нравится!.. Изображение в зеркале замены не требует!» припомнил он Жванецкого.