Хуана всмотрелась в лесную полумглу, но увидела только смутные очертания. Это может быть чем угодно. Она вздрогнула.
— Оставь, Леатрис, — прошептала она. — Одни боги знают, кто там живет один, как зверь.
Леатрис тоскливо подумала об отце, который, в отличие от матери, ничего не боялся. Потом она решительно переместила тяжелый тюк, продолжая отыскивать взглядом дома. И увидела еще несколько смутных теней, увидела тропы — все это может и не означать наличие людей, но может и означать. В щели ставен она увидела свет огня. И снова толкнула мать. Хуана неохотно признала:
— Возможно, это дом. — И сразу начала переговариваться с остальными женщинами.
Эгил посмотрел с отвращением.
— Эти женщины будут болтать всю ночь. Разбудить хозяев?
— А ты готов сразиться с ними, если они разбойник или колдуны, меняющие обличье? — испуганно спросила Леатрис.
Эгил презрительно скривил губы.
— Не следовало спрашивать девчонку, — ухмыльнулся он, произнеся последнее слово как смертельное оскорбление.
Леатрис опередила его и нашла дверь.
— Помогите! — крикнула она. — Помогите нам! Мы заблудились и умираем с голоду, с нами нет мужчин, и мы вам не причиним зла.
Эгил выругался, возмущенный таким немужским поведением.
Дверь открылась. В ней показалась остроносая бронзоволосая девушка лет четырнадцати. Она сонно протерла глаза.
— Я позову старших, сестра. Как тебя зовут? И — что такое «мужчины»?
Арона, у которой прервали неспокойный сон, потрясенно смотрела на пришедших. Она никогда не видела столько незнакомых людей. И говорили они на языке, которым пользуются только чужаки, единственные, с которыми она знакома: дочери Ганноры, которые ежегодно приходят торговать, а также странная женщина, обладающая Силой и называющая себя Несогласной. Ветер рвал ее открытую дверь, принося с собой первые капли ночной бури. Арона спохватилась.
— Заходите и погрейтесь у моего огня, — с трудом выговорила она на языке, которым пользовались пришельцы. — Я Арона, дочь Бетиас, из клана женщины-лисицы, помощница хранительницы записей. Моя хозяйка отсутствует. Входите.
Они вошли, примерно полторы дюжины. Юная девушка прикусила губу. Она не может оставить этих людей одних, но нужно как-то сообщить другим. Неожиданно она высунула наружу голову и издала условный крик. Он означал: «Неизвестные люди! Тревога, но не очень большая». Довольная, она подбросила дрова и поставила на огонь котелки для приготовления пищи.
Кошка, по кличке Рыжая Малышка, подошла к незнакомцам, и девушка, которая заговорила первой, опустила руку, чтобы погладить ее. Высокая девушка в брюках из овечьей шкуры, какие носят пастухи, издала какие-то звуки, и мать шлепнула ее по заду, как мула. Потом мать обратилась к Ароне:
— А твоя (что-то) или твоя (он-мать) дома, девушка?
«Провались этот проклятый язык», — про себя выбранилась Арона, подыскивая слова, чтобы ответить на ;вопрос, который не поняла.
— Я больше не живу в доме моей матери. Моя хозяйка ведет и хранит записи. Я имею право оказать вам эту услугу, — заверила она. На расстоянии послышались звуки: это пробираются сквозь дождливый лес женщины. Пусть старшие, которые лучше владеют этим языком, берут на себя такую тяжесть! Потом, вспомнив, как ее назвала Хуана, поправила ее: — Я теперь не девушка и могу скоро стать матерью, потому что вчера ночью приходили фальконеры.
— Фальконеры! — воскликнула женщина, голос ее прозвучал сдавленно, и она смотрела на Арону, словно та прокаженная и не предупредила ее. И как будто лиса напала на птичий двор, все женщины одновременно закричали. Грубая рослая девушка, у которой Арона видела волосы на лице, как у старухи, сказала:
— Не волнуйся, мама, я тебя смогу защитить.