— Уверен, что дадут боги?
— А из меня упрямство полезет, — в темноте белоснежно блеснули Потыковы зубы в щели между бородой и усами.
Из него упрямство полезет. И старик все равно получит то, что хочет. Хотят все, а получит лишь он.
— А ты думаешь, отчего люди стареют и умирают? — усмехнулся Потык. — Было бы иначе, жил человек и жил. Вечно молодой, красивый и здоровый. А только ведет нас что-то. Лезем куда-то, чего-то хотим, и пока желаемое получишь — сто потов сойдет, собою на пути разбросаешься.
— Так чего же я сижу? — из меня дух попер, захотелось на край света сбежать и найти что-нибудь, что вернет Сивого в жизнь. — Чего же я сижу? Мне бежать нужно.
— Сиди уж, — Потык за руку усадил меня обратно. — Куда тебя поднесло?
— Я должна… мне же нужно…
— На край света бежишь, сама не знаешь за чем, — буркнул старик. — Жар-птицу думаешь добыть и сменять на здоровье для порубленного…
— Да!
— Утро вечера мудренее. Ты меня послушай.
Все во мне рвалось наружу, дурных сил столько обнаружилось — Полоречицкое поле от камней навсегда освободить. Но я послушно присела, если старик просит.
— Что взамен предложить хочешь?
— Себя!
— Дура-девка! Не всякий такую цену примет. А как ему жить потом?
— Что дура — верно. Из-за меня порубили. Порешить бы меня, да никто не берется. Никто не пожалеет. Может Тишая спросить?
— Хватит уж. Глупостей наделал на всю оставшуюся жизнь. Ни к чему еще одна. Как это случилось?
Я коротко рассказала дела восьмидневной давности. Утаила самую малость. Про Вылега никому никогда не расскажу. Сама со стыда сгорю. Так мне и надо.
— На этом поле, говоришь? Восемь дней назад?
— Еще тризный пепел не развеяло ветром. По ту сторону дороги.
Потык молчал какое-то время.
— Под ноги гляди девка. Пройдешь мимо счастья не заметишь.
— Что такое? И чего же я не углядела?
— На край света хочешь бежать, а сама не замечаешь, что совсем рядом Жар-птица, только руку протяни. Тебе есть, что предложить богам. Глядишь, понравится Ратнику подарок.
Есть, что предложить? Как так?
— Да и мне польза будет.
— Мудрено говоришь. Ничего не понимаю.
— Иногда сам себя не понимаю. Но говорю дело. Утром скажу. На рассвете…
Уснула, как дитя. Может быть, бражкой нагнало сон, ведь дно кувшина мы с Потыком все же нашли, а может быть, надежда прикрыла меня крылом, и в кои-то веки уснула с верой в лучшее. Что еще старик придумал?
Как будто не ложилась. Кто-то осторожно потряс меня за плечо, и я мигом поднеслась на ноги, ухватившись за меч.
— Тихо, Вернушка, это я, Потык. Вставай, время пришло. Скоро рассвет.
У входа в шалаш стояли двое. Старик хмур и собран, Тишай заспан и весьма помят. Заплыли оба глаза, на скулах синяки встанут. Зевает и ерошит волосы.
— За мной.
Потык направился по ту сторону дороги, на тризнища. Ветер мало-помалу разносил пепел по округе, но выжженная земля еще ясно чернела среди зеленой травы.
— Что удумал, старик? Самое время сказать.
Потык подошел к тризнищам и поклонился.
— Сегодня наступает девятый день. Закрывается небесная дверь за ушедшими в дружину Ратника.
Ну да, сегодня девятый день. Оттого мне и снились Приуддер и остальные вои, которые упокоились под мечом Безрода. Но что хочет сказать старик?
— Сама не знаешь, а ведь у тебя есть для Ратника самое дорогое, что только можно предложить.
— У меня?
— Балда! — Старик укоризненно покачал головой. — Жизнь! Сохраненная жизнь!
Чья? Я не понимала и мотала головой.
— Его! — старик показал на Тишая. — Проси у Ратника чего хочешь.
Вчера я спасла человеку жизнь тем, что не убила, хотя могла. И эту жизнь я вправе преподнести Ратнику. Но человек, посвященный Ратнику, больше не свернет с этого пути! Старик хоть понимает это? Тишай навсегда останется человеком Ратника, человеком боя и меча!
— Не смотри на меня так. Я все понимаю.