А кинжал был на месте в ту ночь, когда вы впервые вошли в капеллу? поинтересовался я.
Нет, я принял крестообразные ножны за само оружие.
Я кивнул.
А теперь, ребята, проговорил Карнакки, выметайтесь: я хочу спать.
Мы поднялись, обменялись с хозяином рукопожатиями и вышли в ночь, направляясь по домам; и по пути каждый из нас размышлял об услышанной странной истории, ибо воистину каждая непридуманная повесть необыкновенна! Совершенно необыкновенна!
Врата Чудовища
Согласно обыкновению, получив от Карнакки открытку с приглашением явиться к обеду и выслушать новую историю, я поспешил явиться в дом 427 по Чейни Вок и обнаружил, что трое других его приятелей, которых всегда приглашали на эти увлекательные встречи, уже там. По прошествии каких-то пяти минут Карнакки, Аркрайт, Джессоп, Тейлор и я уже приступили к неизменно приятному занятию обеду.
Похоже, на сей раз вы отсутствовали недолго, заметил я, доедая суп и на мгновение позабыв о том, что Карнакки терпеть не может даже самых поверхностных расспросов на тему предстоящего рассказа до тех пор, пока сам не приготовится к нему. Тогда он не будет цедить слова.
Недолго, бросил он короткую реплику, и я переменил тему, заметив, что покупаю очередное ружье, на каковую новость он отозвался вполне разумным кивком и улыбкой, в которой я усмотрел одобрение предпринятой мной преднамеренно смены темы разговора.
Когда обед завершился, Карнакки с трубкой в руке уютно устроился в своем объемистом кресле и уже без всяких предисловий приступил к рассказу.
Как недавно подметил Доджсон, я отсутствовал недолгое время и по вполне разумной причине поездка моя оказалась на сей раз недалекой. Боюсь, что точный адрес мне называть не следует, однако место это находится менее чем в двадцати милях отсюда, и если переменить имя, истории это не испортит. И какой истории! Одной из наиболее странных среди тех, на которые мне когда-либо приходилось наталкиваться.
Пару недель назад я получил письмо от человека, назовем его Андерсоном, попросившего меня о встрече. Я назначил ему время. Когда мой гость пришел, оказалось, что он хочет, чтобы я провел расследование и выяснил, что можно сделать с застарелым и слишком похожим на правду случаем того, что по его определению называлось словом «наваждение». Он предоставил мне все необходимые подробности, и, поскольку случай явно собирался стать уникальным, я решил взяться за дело.
Через два дня, вечером, я подъехал к дому. Сооружение выглядело весьма старым и располагалось особняком, на собственных землях. Оказалось, что Андерсон оставил у дворецкого письмо с извинениями за собственное отсутствие, предоставляя тем самым дом в мое распоряжение, дабы способствовать расследованию. Дворецкий определенно знал о цели моего визита, и я старательно порасспросил его за обедом, который пришлось вкушать в одиночестве. Этот старый привилегированный слуга знал историю Серой комнаты во всех деталях.
От него я подробнее узнал о двух вещах, о которых Андерсон упомянул лишь мимоходом. Во-первых, оказалось, что в середине ночи слышно, как дверь Серой комнаты распахивается и громко хлопает, причем даже в тех случаях, когда дворецкому точно известно о том, что она заперта, и ключ от нее висит на кухне, вместе со всей связкой. Во-вторых, выяснилось, что постельное белье всякий раз оказывается сорванным с кровати на пол и скомканным в углу комнаты.
От него я подробнее узнал о двух вещах, о которых Андерсон упомянул лишь мимоходом. Во-первых, оказалось, что в середине ночи слышно, как дверь Серой комнаты распахивается и громко хлопает, причем даже в тех случаях, когда дворецкому точно известно о том, что она заперта, и ключ от нее висит на кухне, вместе со всей связкой. Во-вторых, выяснилось, что постельное белье всякий раз оказывается сорванным с кровати на пол и скомканным в углу комнаты.
Однако старика-дворецкого смущала в первую очередь дверь. Много раз, по его собственным словам, он лежал, не смыкая глаз и сотрясаясь от страха, заслышав громкое хлопанье двери, гулко ударявшей раз за разом так, что уснуть было просто немыслимо.
От Андерсона я уже знал, что история комнаты уходит в прошлое более чем на сто пятьдесят лет. В ней задушили троих хозяина дома, одного из предков Андерсона, и жену его вместе с ребенком. Факт этот действительно имел место, как мне удалось с большими трудами выяснить; поэтому, как вы можете представить себе, ощущая, что мне предстоит удивительное дело, после обеда я отправился наверх взглянуть на Серую комнату.
Старик-дворецкий, которого звали Питером, пришел в изрядное волнение, услышав о моем намерении, и с великой торжественностью попытался заверить меня в том, что за те двадцать лет, что он работает в доме, никто и никогда не дерзал входить в эту комнату после наступления темноты. Он с отеческой заботой попросил меня подождать до утра, когда не будет настолько опасно, и когда сам он сможет сопровождать меня.
Я, конечно, ответил ему улыбкой и попросил не беспокоиться обо мне. Пояснил, что просто осмотрюсь и, быть может, поставлю несколько печатей, и сказал, что волноваться не о чем, так как я человек привычный к подобного рода вещам. Но, услышав такие слова, он только покачал головой.