После того как этот ребенок процарствовал пять или шесть лет. он ударился в меланхолию. Никто не осмеливался ему перечить. все донесения о делах внутри и за пределами его царства. держались от него в тайне. ни один советник не решался шепнуть ему ни единого слова. Кражи, грабежи на дорогах и нападения ежедневно случались в его царстве с его молчаливого согласия и без него. И он думал, что может оправдать такое поведение лживыми словами и раздачей денег. А когда все это закончилось, он лишился всего, что привязывало его к жизни жен, детей, дома, царства и богатства, и его накрыло безумие».
Несмотря на эти трудности, существовали талантливые лидеры, чтобы руководить делами секты, и правление Ала ад-Дина было периодом и интеллектуальной, и политической активности. Признанным долгом, приносившим славу мусульманскому правителю, было покровительство наукам и образованию, и имамы исмаилитов не отставали в этом отношении. Широко была известна библиотека Аламута, и даже весьма враждебно настроенный Джувейни признает свой интерес к ней. А в этот период она привлекла ряд ученых из других стран. Самым выдающимся среди них был философ, богослов и астроном Насир ад-Дин Туси (12011274), который прожил в цитадели несколько лет. На этот раз он сошел за исмаилита и даже написал исмаилитам трактаты, которые и в наши дни являются авторитетными для членов секты. Позднее он провозгласил себя шиитом-двунадесятником, который общался с исмаилитами против своей воли. В каком случае имело место taqiyya благоразумное сокрытие своей веры, если оно вообще было, остается неясным.
В первые годы правления Ала ад-Дина ситуация в Иране была благоприятной для дальнейшей экспансии исмаилитов. Хорезмскую империю разрушило вторжение монголов, и пока последний хорезмшах султан Джелал ад-Дин тщетно пытался восстановить свое разрушенное царство, исмаилиты успешно расширяли собственное. Приблизительно в это же время они захватили город Дамган рядом с крепостью Гирдкух и, очевидно, пытались захватить город Рей, где приблизительно в 1222 году хорезмийцы массово перебили миссионеров исмаилитов.
В 1227 году султан Джелал ад-Дин навязал исмаилитам перемирие и заставил платить себе дань за город Дамган. Незадолго до этого был убит хорезмийский офицер Оркхан как ответная мера за набеги на поселения исмаилитов в Кухистане. Насави, биограф хорезм-шаха Джелал ад-Дина, ярко рисует эту сцену: «Трое фидаев набросились на Оркхана и убили его за пределами города. Затем вошли в город со своими кинжалами в руках и выкрикивали имя Ала ад-Дина до тех пор, пока не дошли до ворот дворца визиря Шараф аль-Мулька. Они вошли в канцелярию, но не нашли его, так как он в это время был во дворце у султана. Они ранили слугу и выбежали из здания, выкрикивая свой боевой клич и хвастаясь успехом. Простые люди швыряли в них камни с крыш домов, пока не забили их до смерти. Испуская дух, они кричали: Мы приносим себя в жертву нашему Владыке Ала ад-Дину!».
Именно в это время Бадр ад-Дин Ахмад, посланник Аламута, находился в пути, чтобы встретиться с султаном. Узнав об этих событиях, он, естественно, встревожился, как его встретят, написал визирю и попросил у него совета, продолжать ли ему путь или повернуть назад. Боясь за свою жизнь, визирь был только рад принять посланника исмаилитов в надежде, что его присутствие «оградит его от ужасной судьбы и смерти, выпавшей на долю Оркхана». Поэтому он посоветовал посланнику присоединиться к нему и пообещал сделать все возможное, чтобы помочь ему в миссии.
Теперь эти двое ехали вместе, и визирь прилагал все усилия, чтобы втереться в доверие к своему внушающему страх гостю. Однако их дружбу омрачил прискорбный инцидент. «Когда они достигли равнины Сераб, то немного выпили, и последствия возлияния начали сказываться на Бадр ад-Дине; он сказал: Даже в вашей армии у нас есть фидаи; они занимают прочное положение и выглядят как ваши люди некоторые из них работают на конюшне, а другие на службе у главного герольда султана. Шараф аль-Мульк настоял, чтобы увидеть их, и дал ему свой платок в качестве охранной грамоты. Тогда Бадр ад-Дин позвал к себе пятерых фидаев, и, когда они пришли, один из них, дерзкий индус, сказал Шараф аль-Мульку: У меня была возможность убить тебя в такой-то день в таком-то месте, но я не сделал этого, потому что я еще не получил приказ заняться тобой. Когда Шараф аль-Мульк услышал эти слова, то сбросил плащ, сел перед ним в одной рубашке и сказал: А что за причина? Чего хочет от меня Ала ад-Дин? За какой грех или какие мои недостатки он жаждет моей крови? Я такой же его раб, как и раб султана, и вот я перед тобой. Делай со мной, что хочешь!» Весть об этом достигла султана, который пришел в ярость от такого самоунижения Шараф аль-Мулька и тут же приказал ему сжечь пятерых фидаев заживо. Визирь молил помиловать их, но напрасно, и был вынужден исполнить приказ султана. «У входа в его шатер был разожжен огромный костер, и в него бросили пятерых фидаев. Пока они горели, то кричали: Мы приносим себя в жертву нашему Владыке Ала ад-Дину!, пока их души не покинули тела, превратившиеся в золу, которую развеяли ветры». В качестве дополнительной меры предосторожности султан велел казнить и главного герольда за его халатность.