Я понимала: молодой мужчина, полный горячей, необузданной силы, вряд ли будет терпеливо ждать, пока холодная жена-северянка решится впустить его в свою спальню. Некстати вспомнились жестокие южные обычаи собаки, цепи, о которых так цветасто рассказывал Витторио Меньяри, и двусмысленные намеки бывшего коменданта. Я была готова поверить, что Доминико может оказаться пылким любовником и вдобавок иметь особые предпочтения.
Думать об этом было страшно.
Пойдем. Я провожу тебя.
Доминико поднялся с дивана и протянул мне раскрытую ладонь. Немного замешкавшись, я все же приняла его помощь. Верховный обвинитель криво усмехнулся каким-то своим мыслям и несильно сжал мои пальцы.
В тягостной тишине мы дошли до дверей, ведущих в мою комнату. Доминико остановился, не выпуская моей руки из своих ладоней, вгляделся в лицо.
Кажется, я задержала дыхание.
Не бойся, вдруг сказал он. Это ложь.
Я подняла на него глаза, не понимая, о чем он.
Насмешливая улыбка тронула уголки его губ.
Истории про жестоких южных лордов, Яни. Байки, которыми у вас пугают впечатлительных юных девушек. Собаки, цепи, кнуты, кровавая охота Это ложь. Пережиток прошлого. Он повернулся ко мне всем телом, поглаживая мою ладонь. Темного, но прошлого. А сейчас Нас учат боготворить женщин. Восхищаться ими. Ловить каждый жест, каждую улыбку, каждое крошечное нервное движение Чувствовать, предугадывать малейшее желание. И никогда, никогда не пользоваться своей силой во вред. Не прибегать к насилию. Не брать то, чего хочется даже если очень хочется, не слушая возражений.
Я смотрела на него, не отрывая взгляда, и что-то странное рождалось в душе, отзываясь на его слова. Он был
удивительным.
Я не буду скрывать, просто сказал он. Я хочу быть с тобой. Хочу тебя. Но ничего не случится
И тут он наклонился ко мне настолько близко, что я смогла кожей ощутить его тепло. Жаркое дыхание скользнуло по щеке, пошевелило короткие волоски у основания шеи, отчего по телу пробежала горячая волна.
Если только ты сама не захочешь, шепнул Доминико в самое мое ухо.
Я невольно повернула голову, и на короткое мгновение мы оказались лицом к лицу. Губы Доминико, чуть приоткрытые, почти соприкоснулись с моими, его потемневший голодный взгляд совершенно заворожил меня. Я застыла.
Показалось, еще немного и его губы коснутся моих губ.
Он желал меня. Желание искорками тлело в глубине его желто-карих глаз, читалось в напряженной позе. И
Его ничего не должно было сдерживать. Я принадлежала ему по закону и по собственной воле, была его женой в глазах людей и Короны. Он мог не медлить он, южанин, горячий, как огненная лава ниареттских вулканов, мог просто взять. Завоевать. Покорить.
Внутри пружинкой замерло нервно-сладкое предвкушение. Я боялась и одновременно хотела этого этой маленькой победоносной войны, горячей и быстрой. Хотела его страсти обжигающей и сильной, как вся темная магия Ниаретта. Я хотела быть побежденной, я хотела сдаться.
Но Доминико Эркьяни не спешил нападать.
Хлопок ресниц и он отстранился, отступил на шаг, оставив меня растерянно переминаться с ноги на ногу в бесплодной попытке скрыть смятение, смешанное с неясным разочарованием.
Спокойной ночи, леди Эркьяни, сказал он. Во взгляде Доминико читалась легкая усмешка. Надеюсь, дурные сны вас не побеспокоят.
Но Доминико Эркьяни не спешил нападать.
Хлопок ресниц и он отстранился, отступил на шаг, оставив меня растерянно переминаться с ноги на ногу в бесплодной попытке скрыть смятение, смешанное с неясным разочарованием.
Спокойной ночи, леди Эркьяни, сказал он. Во взгляде Доминико читалась легкая усмешка. Надеюсь, дурные сны вас не побеспокоят.
Снов не было. Отдых восстановил мои силы, но вместе с тем оставил внутри чувство смутного разочарования. Я ждала привычных ночных полуснов-полувидений, какой-то подсказки, совета, но, казалось, они пропали вместе с ментальной магией, позволявшей тонко чувствовать настроение окружающих меня людей.
Чувствовать Доминико
Нашей с ним связи, особенной, не похожей ни на какую другую, мне не хватало сильнее всего.
Я проснулась около полудня. Солнце стояло в зените, и в ярком свете лучей обычно мутные воды канала казались почти прозрачными. За окном кипела будничная городская жизнь: слышались громкие голоса торговцев, зазывавших покупателей в лавки, сновали туда-сюда шустрые посыльные, несколько грузчиков поднимали заколоченные ящики с лодки, на противоположной стороне улицы в узкое окошко хозяйской спальни пытались протолкнуть подвешенную на грузовом крюке огромную двуспальную кровать.
Веньятта без карнавальных огней и масок всегда казалась мне куда более уютной, чем ее праздничная ипостась. Стоило многочисленным гостям со всех концов Иллирии разъехаться по родным городам, как узкие улочки словно бы становились шире и чище, а в залив, еще недавно полный чинторро и прогулочных лодок, возвращались пестрые рыбацкие суденышки и сверкающие белоснежными парусами торговые корабли. Весенний туман отступал, рассеивался точно дым после фейерверков, и лишь ветер, по-летнему теплый, гонял по набережным остатки разноцветных гирлянд, напоминая о недавнем карнавальном безумии.