Каменные пристани, крутобокие мостики, стрельчатые окна и крытые галереи с длинными рядами белоснежных мраморных колонн вызвали в душе нервный трепет. Будто я наконец-то возвращалась домой. Под толстым плащом почти не было видно форменного платья заключенной, а черная лодочка, чуть покачиваясь, проплывала мимо особняков и зданий, знакомых с детства, и все это создавало иллюзию свободы, иллюзию нормальности. За годы, проведенные в Бьянкини, мне нечасто доводилось покидать стены исследовательского центра, и сейчас я наслаждалась каждым мгновением, каждой волной, каждым глотком стылого, пахнущего морской водой и водорослями воздуха.
Каменные пристани, крутобокие мостики, стрельчатые окна и крытые галереи с длинными рядами белоснежных мраморных колонн вызвали в душе нервный трепет. Будто я наконец-то возвращалась домой. Под толстым плащом почти не было видно форменного платья заключенной, а черная лодочка, чуть покачиваясь, проплывала мимо особняков и зданий, знакомых с детства, и все это создавало иллюзию свободы, иллюзию нормальности. За годы, проведенные в Бьянкини, мне нечасто доводилось покидать стены исследовательского центра, и сейчас я наслаждалась каждым мгновением, каждой волной, каждым глотком стылого, пахнущего морской водой и водорослями воздуха.
Городской судебный архив располагался чуть в стороне от Большого канала, скрытый в хитросплетении площадей и улиц. Заложив лихой поворот, чинторьерро направил узкую лодку между домами. Вытащив из воды весла, он аккуратно пристроил их в специальный отсек вдоль борта и снял с пояса черную палку с некрупным кристаллом торонн, символ и главный инструмент всех членов гильдии, которым разрешалось плавать в городе по узким извилистым каналам вне основных навигационных путей.
Негромкий щелчок, вспышка артефакта и палка, удлинившись вдесятеро, без плеска вошла в темную воду. Чинторьерро нащупал дно и, оттолкнувшись от одному ему известного подводного выступа, умело повел чинторро вдоль глухих стен.
Гребец затянул песню долгую, протяжную, переливчатую, словно волны, лижущие каменные стены и мостовые. Песни, как и увенчанные кристаллами торонны, были важнейшей отличительной чертой чинторьерро Веньятты. В густом тумане, скрадывающем все звуки, не слышно было мягко скользящих остроносых лодочек. Но глубокий баритон гребца, эхом отраженный от стен домов, и сияющая звездочка кристалла в торонне сообщали другим чинторро о нашем приближении. Прислушавшись, я различила, как откликаются на звуки песни другие голоса. Утренний город оживал, все приходило в движение.
Горло сдавило острой тоской. Я зажмурилась на мгновение, силясь подавить в себе так несвоевременно всколыхнувшиеся чувства. Сердце ныло, рвалось из груди, вторя бархатному голосу чинторьерро.
Горячая ладонь коснулась моего предплечья. Вздрогнув, я открыла глаза и наткнулась на пристальный взгляд главного дознавателя.
Вам дурно?
Я покачала головой и торопливо отвернулась.
Лодочка мягко толкнулась о причал, и гребец, сложив торонн, пришвартовал ее рядом с другими чернобокими суденышками. Паук выбрался первым и снова протянул мне руку, и в этот раз я не стала медлить.
Маленькая площадь перед городским судебным архивом была полна людей. Мелкие лавочники снимали с витрин тяжелые ставни, кто-то набирал пресную воду из городского резервуара, к началу рабочего дня из переулков тоненькими ручейками стягивались служащие в теплых форменных одеждах. Я медленно пошла вслед за ними, чувствуя, как спину жжет взгляд главного дознавателя.
Тяжелая дверь отворилась передо мной, пропуская в полумрак холла, и с грохотом захлопнулась, отсекая меня от иллюзорной свободы.
Садитесь. Главный дознаватель отодвинул передо мной массивный стул с резными подлокотниками. Я послушно опустилась на мягкое сиденье, сложила перед собой руки в толстых перчатках и замерла в ожидании, когда Паук наконец сообщит, зачем он привез меня сюда.
Кабинет с видом на канал, выделенный главному дознавателю, располагался на втором этаже здания архива. Через приоткрытое окно доносилось приглушенное пение гребцов и шум пробуждавшегося города. Мягкий утренний свет заливал комнату, придавая всему розоватый оттенок.
Паук, раздраженно меривший шагами комнату, остановился у противоположной от меня стороны стола.
Ваша серия не складывается, отрывисто произнес он. Мне удалось отыскать несколько случаев, где жертвами выступали молодые девушки благородного происхождения, а убийцами менталисты, но не более того. Все они убиты разными способами в разное время. Ничего общего.
Он подошел к шкафу и вынул какие-то бумаги с нижней полки. Стопка пухлых папок тяжело опустилась на стол.
Десять дел за последние восемь лет, бросил он. Три леди заколоты либо зарезаны, но каждое из этих убийств разделяет, по меньшей мере, несколько лет. Двух девушек утопили. Впрочем, полагаю, для ваших краев это не редкость. Есть одна задушенная, одна застреленная, а одна сброшена с крыши. Две особы сошли с ума от ментального воздействия и скончались, подобно Дьячелли, через некоторое время после происшествия.
Паук разложил передо мной папки веером на всю длину стола. Пододвинул стул простой, вероятно используемый для посетителей и сел рядом.