Вопрос звучал риторически. В 1904 году началась Русско-Японская война. Россия отвратительно к ней подготовилась, считая, что «карликовая» Япония никогда и не при каких обстоятельствах не решится задирать русского медведя. Правда, правительство все же подстраховалось и благодаря промышленности, развивающейся семимильными шагами, построило к тому времени «Транссиб» и пустило по нему поезда. И все же воевать на Дальнем Востоке оказалось сложно. А на Аляске, другом континенте тем паче.
Да, Крымская война показала уязвимость наших южных границ, согласился цесаревич. А еще ты упоминал, что пароход с американским золотом не добрался до Петербурга и затонул. На нем находилось золото или нет?
Не знаю, честно. Это тайна, и допуска к ней я не имел. Вроде бы часть суммы Россия все же получила. Золото могли погрузить на судно, но случилось трагическое несчастье, и пароход действительно затонул вместе с грузом. Как я слышал, в отличие от всем известной субстанции, золото плавает отвратительно, при этих словах Романов невольно усмехнулся. С другой стороны, американцам никто не мешал провернуть аферу, погрузив тот же свинец под видом благородного металла, а потом спокойно затопить пароход. И все счастливы. Кроме России, естественно.
Как же низко! с презрением бросил Николай. Договариваться и не сдерживать своего слова! Если я стану императором, то подобного не допущу.
До этих дней, думаю, еще долго. Но пока, если Аляску и продавать, то за реальную цену. А еще лучше сдать в аренду на сто лет. И внести условие договор уступает в силу лишь после того, как золото окажется в Петербурге. Нет оплаты нет земли, мои советы выглядели вполне логично и не казались вершиной дипломатической мысли. Скорее всего, Николай и сам до подобного додумался.
За этим я точно прослежу, твердо заверил цесаревич. Если я и на такое не способен, то какой с меня толк?
Тогда мне пора, я встал. Завтра утром мы уезжаем в Москву. Необходимо уложить вещи.
Хорошо. В полках первый отпуск дают через два года. Я найду способ с тобой связаться и буду ждать тебя в Петербурге. Посмотрим, что случится за это время.
Мы расстались с цесаревичем. В сопровождении доверенного офицера я покинул дворец, выбрался на улицу, взял извозчика и отправился на квартиру Хмелёвых. В голове почему-то играл победный марш.
Утром наша семья уже катила в Москву. Ко мне относились как к герою, хотя ничего героического я не совершил. Но все же, благополучно окончил Старую Школу, а значит, появился повод для некоторой гордости.
Мы расстались с цесаревичем. В сопровождении доверенного офицера я покинул дворец, выбрался на улицу, взял извозчика и отправился на квартиру Хмелёвых. В голове почему-то играл победный марш.
Утром наша семья уже катила в Москву. Ко мне относились как к герою, хотя ничего героического я не совершил. Но все же, благополучно окончил Старую Школу, а значит, появился повод для некоторой гордости.
Давай-ка выпьем с тобой, Миша, как офицер с офицером, первый гость, который прибыл в нашу усадьбу, оказался Илья Артамоныч, «Божьей милостью гусарский ротмистр». С собой он привез шампанского и общался так, словно мы теперь ровня. Эта черта боевое братство, вообще являлось неотъемлемой традицией русских офицеров.
Мы выпили на веранде и принялись разговаривать о кавалерии, лошадях, дамах и гусарах. А о чем еще можно разговаривать с ротмистром?
После Школы нам дали месяц отпуска. Он закончился, не успев толком начаться. Я плавал на озере, загорал, читал книжки и готовился к отъезду.
В настоящий момент 5-й Александрийский гусарский полк временно располагался в городе Чугуеве, Харьковской губернии. Туда я и отправился. На юг железную дорогу еще не проложили. Путешествовать приходилось на перекладных, и дорога заняла немало времени. Зато на страну посмотрел.
Около здания штаба Александрийского полка, расположенного непосредственно в Чугуеве, находилась коновязь. С десяток лошадей ждало своих хозяев. Рядом с ними скучали гусары и гражданские, которые удостоили меня мимолетными безразличными взглядами. Внутрь вела широкая мраморная лестница.
В приемной скрипели перьями писари. Два ординарца стояли у окна и негромко переговаривались. Мебель выглядела старой и потертой. Пахло потом и почему-то жареной картошкой. В кабинет командира дорогу преграждали широкие двустворчатые двери.
Господин полковник, корнет Соколов прибыл для прохождения службы! я щелкнул каблуками и вытянулся перед подтянутым мужчиной среднего роста. Звали его Кузьма Егорович Дика. В отличие от 21 века, звезд на его погонах с двумя просветами не наблюдалось. Именно так различали полковников. Подполковник мог «похвастаться» тремя звездами. Эти чины относились к штаб-офицерам. Ниже по статусу находились обер-офицеры: ротмистр, штабс-ротмистр, поручик и корнет. У корнетов, в том числе и у меня, на погонах с одним просветом красовались две звезды, у поручика их насчитывалось три, у штабс-ротмистра четыре, а капитаны и ротмистры щеголяли чистыми погонами.
Единообразие было в чинах и звездах, но в разных родах войск они носили свое, уникальное название. В пехотных частях корнет соответствовал подпоручику, у казаков хорунжему, а у моряков мичману. На первый взгляд казалось, что система выглядит запутанной, но к ней стоило лишь привыкнуть, и все вставало на свои места.