Но в конце все равно проигрываем? уточнил Гнатюк. В честной борьбе?
Проигрываете, согласился Каверин. Без этого на первых порах нельзя. У людей должно закрепиться твердое понимание: этим пацанам не прет. Значит, их можно и пожалеть.
Понятно. А второе, как я понимаю, переселение народов: нас в Северное Бутово, а гегемон и люмпенов в наши поселки на Рублевку. Интересно, кому пришла в голову эта поразительная идея? Кто будет снимать весь этот бред?
Валентин, друг дорогой, заулыбался Каверин. Я же много продюсировал, знаю всех в этом мире. Лучшая на данный момент команда это компания моего старого-старого друга Мориса Ханаанова. Называется НЮ РЕАЛИТИ. Я проработал с ними сценарий. Мы уже подготовили павильон. Все абсолютно все готово для запуска шоу.
Кворум 2.3
По ночам Кудеяров плавал с акулами. Это были небольшие колючие акулы сродни черноморским катранам, от метра до полутора длиной, с гладкой пулеобразной обтекаемой головой и овальными глазами янтарного цвета. Колючими акулы назывались потому, что у основания их спинных плавников росли длинные выступающие шипы колючки. Но характер у них был мягкий: на людей не нападали. То ли боялись, то ли понимали бесперспективность. Трудно сказать.
O цвете акульих глаз Кудеяров прочел в интернете, поскольку не мог их видеть в темной ночной воде.
Акулы не были опасны. Об этом он тоже прочел.
Никто не знал, зачем Кудеяров купил старую виллу в Кашкайше и приезжает туда по нескольку раз в год: португальское курортное захолустье, полное небогатых европейцев. Ни шумных вечеринок с моделями, ни хороших ресторанов со знаменитостями, ни чего-либо другого, что могло привлечь молодого российского миллиардера, не существовало в Кашкайше, и кудеяровские поездки в этот пригород Лиссабона оставались загадкой, как и многое, что делал Кудеяров. Оттого он и был кем был.
А он ездил в Кашкайш плавать с акулами.
Днем акулы держались на глубине, ночью же подходили ближе к берегу, потому что рыбы в океане становилось все меньше, а кормиться нужно. Чтобы их найти, надо было заплыть метров на восемьсот от неярких огней Кашкайша в темную-темную даль и спуститься в черноту, прорезаемую лучом фонаря на лбу. Вокруг начинали кружить акулы, отпугивая от Кудеярова любопытную рыбу поменьше. Он плыл с акулами и чувствовал себя одной из них.
Ему нравилось надевать гидрокостюм: в этом чувствовался момент превращения в другое существо. Он становился иным жителем другой стихии, еще находясь на суше, натягивая толстый неопрен своего BS Diver Ultrablack. С внутренней стороны костюма был напылен Black Metallite для удобства натягивания и снимания. Но выбрал эту марку Кудеяров за наколенники и налокотники из арматекса: Кудеяров был уверен, что эти предохраняющие утолщения и такой же, словно припаянный щит, нагрудник защитят его от прячущихся в черной глубине опасностей. Он не мог объяснить почему.
Часто Кудеяров натягивал гидрокостюм дома и подолгу стоял перед зеркалом. Иногда он ходил в гидрокостюме по длинным темным коридорам просторной виллы, чувствуя себя вышедшим из водной толщи Ихтиандром или посетившим Землю пришельцем. Пришельцем на Земле Кудеяров, правда, чувствовал себя и без гидрокостюма.
Узкая бухта в конце спуска по длинной и узкой дорожке меж камней казалась подсвеченной из-под воды: луна, почти полная круглый шар с черными точками то ли кратеров, то ли построенных на ней инопланетянами военных баз проложила широкую полосу от берега вдаль. Кудеяров опустил костюм, ласты и акваланг на мокрый от ночной влаги песок и стал переодеваться. Он поднял руку в приветствии двум аквалангистам, расположившимся ближе к воде. Они приходили сюда по ночам уже третий день, но не мешали ему, уплывая за скалу, где охотились на тунца и дорадо. Аквалангисты тихо переговаривались на странном диалекте португальского, и он не мог ни слышать их слов, ни понять.
Ему нравилось думать, как, вернувшись после ночного плавания, он найдет в своей постели Мариану. Она никогда не просыпалась, пока он принимал горячий душ и приходил к ней, послушно раскрываясь во сне, словно вовсе и не спала, а ждала его.
Любовь с Марианой была похожей на звуки любимого ею Прокофьева: мелодичные перекаты с одной, тянущейся темой, открывавшейся разными гранями, но всегда одной. Ему хватало этой одной темы.
Надев гидрокостюм и прицепив акваланг, Кудеяров постоял, закрыв глаза, слушая ночной ветер, ворошащий его темные волосы. Это был важный момент: переход из одного состояния одного Кудеярова в другое. Всякий раз, стоя на берегу перед погружением, он представлял, как однажды распрощается с телом и станет чистым сознанием, бесплотным интеллектом, носящимся над освобожденной от людей Землей.
Кудеяров пытался представить эту неотягощенность, вездесущность и не мог. Мешало ощущение прилипшего к покрывшейся испариной коже узкого плотного неопрена, мешало дыхание, мешали биение сердца и скапливающаяся в мочевом пузыре выпитая за ужином вода. Мешала телесность, и с ней было трудно бороться. Невозможно. Но ощущение телесности казалось не таким привязывающим к знакомому миру там, где не было гравитации, а лишь свободное скольжение в ночной воде.