Мао, тогда еще не конфликтовавший, по крайней мере открыто, с преемниками Сталина, так прокомментировал это событие в ноябре 1957 г.: «Ветер с Востока одолевает ветер с Запада». Это оптимистическое высказывание, вне всякого сомнения, относилось к спутнику. Но если вдуматься в смысл изречений Мао, который в следующем году использовал ту же фразу для описания ближневосточного кризиса, можно прийти к выводу, что китайский руководитель таким образом выражал свое более широкое в географическом плане восприятие мира. Еще один комментарий Мао, опять-таки по поводу спутника, подтверждает, что он оценивал его запуск прежде всего как геополитик: «Это похоронный звон по колониализму. Американская политика по окружению СССР позорно провалилась». Генерал де Голль очень быстро почувствовал, что за фасадом отношений Москвы и Пекина, какими бы безоблачными они ни казались, если судить по таким декларациям, зрело недовольство, которое наверняка должно было закончиться разрывом. И он сразу же сделал ставку на эти разногласия, чтобы еще больше изменить картину коммунистического мира. В целом же, судя по комментариям того времени, эти события вызвали определенный оптимизм. Многие западные аналитики полагали тогда, что СССР, обретя новую мощь, может стать более миролюбивым, поскольку его былая агрессивность являлась проявлением тревоги, испытываемой из-за комплекса стратегической неполноценности. Разве не снижался тем самым риск перерастания «холодной войны» в «горячую»? Этим вопросом часто задавались в ту пору. По мнению генерала де Голля, внимательно наблюдавшего за новым раскладом сил, напрашивалась мысль, и он произносил ее вслух, что в равновесии страха есть свои положительные моменты для сторонников мира во всем мире78.
Этот оптимизм скоро подвергся испытанию кризисом, который Хрущев сознательно спровоцировал в Берлине в 1958 г.
Да, в отношениях Франции с Москвой после возвращения генерала к политической деятельности не все складывалось гладко. Прежде всего Хрущева тревожило франко-германское сближение, закрепленное визитом Аденауэра к де Голлю в его поместье в Коломбэ-ле-дез-Эглиз. Встреча двух политиков, состоявшаяся в частных владениях генерала весьма символичный жест, вызвала раздражение и беспокойство Москвы.
В течение нескольких недель, предшествовавших этой встрече, советский посол в Париже Виноградов, пристально следивший за деятельностью генерала де Голля до и после мая 1958 г. и хвалившийся перед своим правительством, что поддерживает с ним доверительные отношения, доказывал Москве, что генерал, убежденный сторонник независимой политики, мог бы стать авторитетным союзником. Франко-германское сближение и личные отношения де Голля и Аденауэра поколебали доверие, которое СССР испытывал к этому потенциальному союзнику. Хрущев был настолько раздосадован, что открыто критиковал это сближение, доходя до параллелей с Мюнхенским договором 1938 г.
Этот оптимизм скоро подвергся испытанию кризисом, который Хрущев сознательно спровоцировал в Берлине в 1958 г.
Да, в отношениях Франции с Москвой после возвращения генерала к политической деятельности не все складывалось гладко. Прежде всего Хрущева тревожило франко-германское сближение, закрепленное визитом Аденауэра к де Голлю в его поместье в Коломбэ-ле-дез-Эглиз. Встреча двух политиков, состоявшаяся в частных владениях генерала весьма символичный жест, вызвала раздражение и беспокойство Москвы.
В течение нескольких недель, предшествовавших этой встрече, советский посол в Париже Виноградов, пристально следивший за деятельностью генерала де Голля до и после мая 1958 г. и хвалившийся перед своим правительством, что поддерживает с ним доверительные отношения, доказывал Москве, что генерал, убежденный сторонник независимой политики, мог бы стать авторитетным союзником. Франко-германское сближение и личные отношения де Голля и Аденауэра поколебали доверие, которое СССР испытывал к этому потенциальному союзнику. Хрущев был настолько раздосадован, что открыто критиковал это сближение, доходя до параллелей с Мюнхенским договором 1938 г.
Рост активности генерала де Голля на международной арене осенью 1958 г. раздражал не только СССР. В Германии также наблюдалось определенное смятение, вызванное эффектной инициативой генерала: меморандумом от 17 сентября. Всего через два дня после отъезда канцлера Аденауэра из Коломбэ радушный хозяин отправил президенту США меморандум из четырех пунктов, главное место в котором занимала модификация процесса принятия решений в рамках НАТО путем создания трехстороннего директората, в составе США, Великобритании и Франции. Генерал де Голль основывался, представляя этот проект, на констатации следующего факта: «Общность испытываемых рисков не соответствует уровню сотрудничества, необходимого в плане принятия решений и несения за них ответственности». Президент США ответил ему, что, будучи полностью открытым для дискуссий и дискуссии такого рода действительно состоятся, он не может и помыслить о том, чтобы предоставить другим членам альянса тот особый статус, которым пользовалась Франция. Проект не получил широкой огласки, но глубоко заинтересовал некоторых союзников США, особенно Италию. И его воспринял как личное оскорбление канцлер Аденауэр, которому генерал двумя днями ранее ничего не рассказал; он счел это признаком недоверия. Посол Сейду, которому генерал де Голль, будучи осведомленным об опасных последствиях своей инициативы, поручил представить дело канцлеру максимально тактично, отмечал в своих воспоминаниях, «что оно постоянно служило источником раздражения Аденауэра»79.