Третья группа и в том числе известный теоретик лингвокритической школы В. Шкловский, убежавший из России, с огромной болью переживает разлуку с ней и мечтает вернуться в ее лоно какой угодно ценой.
Самая злобная группа, это те, кто первые годы революции прожил в России, а теперь черносотенствует за границей и вешает на шею советской власти всех собак.
А. Белый жалуется на перенесенные им в России неудобства и недоедание, как будто Советская Россия специально устраивала неудобства для А. Белого! На одном из собраний в Доме искусств он, председательствуя, не дал говорить Маяковскому в тот момент, когда какой-то хулиган оскорбил русского художника. Белый дипломатично заявил, что он ничего не слышал. Маяковский и за ним почти вся аудитория ушли.
Белые, продержавшись у власти четыре часа, на пятый час сдали позиции сменовеховцам.
Германское искусство
Художественные дела оказались настолько плохи, что «в рассуждении чего бы покушать», Маяковский не нашел там ничего хорошего. Картинки и бюсты, конечно, есть, но той руководящей и той двигательной силы, которая ранее шла к нам из Европы это относится и к Парижу, уже нет.
В живописи главное место занимает в Берлине экспрессионизм, но при ближайшем рассмотрении знаменитейшими художниками его в Германии оказались русские Шагал и Кандинский. Единственный талантливый немец Дикс.
Замечательное явление Георг Гросс, впитавший в себя все социальные предпосылки Германии.
В литературе выделяются две группы: 1) революционно-мистическая, приближающаяся к А. В. Луначарскому (Кайзер, Толлер), и группа пролетарских писателей, не имеющих еще издателей: Гаспар.
Театров интересных в Берлине нет. Изобретательность режиссеров направлена в сторону ревю и обозрений: последние поражают безвкусной роскошью.
Выводы
Вл. Маяковский задается вопросом почему мизерно западноевропейское искусство. И приходит к выводу, что, хотя все предыдущие искания и были плодотворно-формальны, но теперь формальным исканиям пришел конец. Они натыкаются на несоответствие социальной обстановки, которая не позволяет энтузиазму нового искусства перелиться на производство.
Отсюда трагедия западного искусства и переход гегемонии в этой области к Москве.
Доклад «Что делает Париж?» (27 декабря 1922 г.)
Маяковский был десять дней в Париже. Кое-что видел, кое с кем говорил «впечатлился» на целый доклад книгу, которую скоро выпустит. Это немного Эррио был в России неделю и дал уже двести восемьдесят интервью.
Париж исключительно шикарен. Исключительно богат. Сытая, довольная жизнь превалирует над всем прочим. Париж жрет, объедается, болеет брюшным тифом чрезмерное увлечение устрицами и сосет золото из договоров Версальского, Севрского, русских облигаций и т. д.
В живописи понижение художественной ценности. Популярные картины с содержанием и исполнением пошлы (главный мотив женское тело). Живопись в руках крупных дельцов, скупающих картины и задающих тон. Пикассо отошел от жизни. Леже несомненная величина он индустриален. Из русских художников в «моде» Гончарова у Дягилева. Сорин. Ларионов.
Театры. Есть в Париже актеатры, но французы ходят в различные Revue, обозрения с разнообразной цирковой программой. Французам нравится «Николай», демонстрируемый под «Ах, зачем эта ночь». Вообще в кабаках русская цыганщина.
В литературе сейчас в «моде» вычурность стиля до нелепости. Есть поэтическая группа роялистов, символисты-неоклассики.
К России исключительное внимание Маяковскому художники надавали много картин для наших художников. Автор «Рогоносца» возмущался постановкой Мейерхольда. Наши литераторы читают, но на их лекции и доклады ходят, как на благотворительные.
Записки путешественника в Америку (вторая половина 1925 и 1926)
Мое открытие Америки
Мексика
Два слова. Моя последняя дорога Москва, Кенигсберг (воздух), Берлин, Париж, Сен-Назер, Жижон, Сантандер, Мыс-ла-Коронь (Испания), Гавана (остров Куба), Вера-Круц, Мехико-сити, Ларедо (Мексика), Нью-Йорк, Чикаго, Филадельфия, Детройт, Питсбург, Кливленд (Северо-Американские Соединенные Штаты), Гавр, Париж, Берлин, Рига, Москва.
Мне необходимо ездить. Обращение с живыми вещами почти заменяет мне чтение книг.
Езда хватает сегодняшнего читателя. Вместо выдуманных интересностей о скучных вещах, образов и метафор вещи, интересные сами по себе.
Я жил чересчур мало, чтобы выписать правильно и подробно частности.
Я жил достаточно мало, чтобы верно дать общее.
18 дней океана. Океан дело воображения. И на море не видно берегов, и на море волны больше, чем нужны в домашнем обиходе, и на море не знаешь, что под тобой.
Но только воображение, что справа нет земли до полюса и что слева нет земли до полюса, впереди совсем новый, второй свет, а под тобой, быть может, Атлантида, только это воображение есть Атлантический океан. Спокойный океан скучен. 18 дней мы ползем, как муха по зеркалу. Хорошо поставленное зрелище было только один раз; уже на обратном пути из Нью-Йорка в Гавр. Сплошной ливень вспенил белый океан, белым заштриховал небо, сшил белыми нитками небо и воду. Потом была радуга. Радуга отразилась, замкнулась в океане, и мы, как циркачи, бросались в радужный обруч. Потом опять плавучие губки, летучие рыбки, летучие рыбки и опять плавучие губки Сарагоссова моря, а в редкие торжественные случаи фонтаны китов. И все время надоедающая (даже до тошноты) вода и вода.