То утро в Годесберге было солнечным и ясным. Как вспоминал посол Гендерсон, вновь встречающий Чемберлена: «Это было прекрасное осеннее утро, <> хотя природа всегда прекрасна, мерзок только человек»437. И казалось, что всю человеческую мерзость продемонстрировал в тот день Адольф Гитлер. Когда ему предложили области Чехословакии с германским населением, превышающим 50 %, Гитлер отверг план, привезенный Чемберленом, под предлогом того, что правительство доктора Бенеша продолжает угнетать людей. Он выдвинул свое предложение, включающее немедленную оккупацию территории Судетской области войсками Рейха, а также будущие плебисциты для поляков и венгров, которых Бенеш продолжал, по мнению рейхсканцлера, терроризировать. Для премьер министра подобные заявления стали пощечиной.
Все усилия, приложенные Чемберленом, по щелчку пальцев оказались погребены под руинами. Те три дня, которые длились переговоры между немцами и английской делегацией в Бад-Годесберге, были самыми драматичными за всю историю осеннего кризиса 1938 г. Единственное, чего Чемберлену удалось добиться 22-го числа от Гитлера, это обещание не начинать военных действий, пока длятся их переговоры. Гитлер дал его, подчеркнув, что оно будет в силе, если только с чехословацкой стороны не произойдет серьезный инцидент. В Лондон Чемберлен послал телеграмму, что расценивает первую встречу как «очень неудовлетворительную».
Форин Оффис был шокирован не менее остальных. Ко всему прочему ни Галифакс, ни Кэдоган, ни кто-либо другой не знали, что именно происходит теперь в Годерсберге. Только к вечеру оттуда дозвонился сэр Хорас Уилсон, но, поскольку телефон прослушивался, он мог повторить только то, что сказал премьер-министр: «Ситуация неудовлетворительная, мы готовим письмо Гитлеру». Тогда лорд Галифакс понял, что нужно действовать.
Оставаясь в Лондоне за главного, он обсуждал вместе с Саймоном и Хором, возможно ли и дальше удерживать Чехословакию от всеобщей мобилизации. Не ставя в известность премьер-министра и не зная об обещании Гитлера не начинать военных действий за исключением серьезных инцидентов со стороны правительства Бенеша (а всеобщая мобилизация таким инцидентом, безусловно, стала бы), он убедил своих коллег в том, что в сложившейся ситуации больше не стоит поддерживать англо-французский запрет на чешскую мобилизацию. Это решение британского Кабинета было немедленно передано в Прагу.
Помимо этого, Галифакс также решил, что наступил момент, когда британская делегация должна была ясно дать понять, что общественное мнение не потерпит новых требований Гитлера и что стоит начать шантажировать его войной. Глава Форин Оффиса телеграфировал Чемберлену: «Мы, конечно, можем вообразить огромные трудности, с которыми Вы там сталкиваетесь, но с точки зрения Вашего собственного положения, а также положения правительства и страны, Вашим коллегам кажется огромной важностью, что Вы не должны уезжать без того, чтобы однозначно дать понять канцлеру: после того, как чехословацкое правительство пошло на большие уступки, отклонить возможность мирного решения в пользу другого, означающего войну, было бы непростительным преступлением против человечества»438.
И Лондон, и Париж, и Берлин, и уже тем более Прага замерли в тревожном ожидании. Журналисты облепили небольшой Годесберг и нагнетали обстановку своими сообщениями. Фюрер и премьер-министр жили по разные берега Рейна, первый в отеле «Дреезен», второй в «Петерсберге», разделяемые бурным потоком. Каждый из них был убежден в своей собственной правоте и хотел диктовать условия. Утром 23 сентября Чемберлен, на которого возлагали надежду не только французы, но и весь мир, отправил «дорогому рейхсканцлеру» письмо, в котором писал: «Думаю, Вы не сознаете невозможность моего согласия на принятие такого плана, поскольку, я полагаю, общественное мнение в моей стране, во Франции и во всем мире сочтет его нарушающим принципы, уже согласованные ранее и не предусматривающие угрозу применения силы. <> В случае, если немецкие войска войдут на эту территорию, как Вы предлагаете, нет никакого сомнения, что у чехословацкого правительства не будет другого выбора, кроме как отдать приказ своим вооруженным силам оказать сопротивление»439. Премьер-министр, похожий на черного грифа, провел все утро вместе с сэром Невилом Гендерсоном, шагая по балкону отеля и поглядывая на другой берег Рейна.
В это же время британская пресса по поручению из Форин Оффиса уже сообщала о том, что переговоры окончены, и окончены неудачно. Тем не менее ответ от Гитлера был все же получен вместе с его переводчиком Шмидтом: «Когда Вы, Ваше Превосходительство, сообщаете мне, что передача рейху Судетских территорий была признана в принципе, я должен с сожалением указать, что теоретическое признание принципов в отношении Германии было уже согласовано ранее. Я заинтересован, Ваше Превосходительство, не в признании принципа, а единственно в его реализации и, таким образом, в том, чтобы в возможно более короткое время страдания несчастных жертв чешской тирании закончились, а достоинству великой державы воздалось должное».