Он был в том году переведен в другое место, а члены кибуца очень сдружились с моими родителями.
В праздники - на пасху и в Новый Год - вся наша семья собиралась вместе у родителей в Герцлии. До сих пор помнят дети моей сестры и мои дети приятно проведенные дни в доме дедушки: торжественно устраиваемые праздники, песни, неповторимые мелодии, которые пел дедушка, рыбные блюда, которые приготавливала бабушка и особенно ее знаменитый "Штрудл".
В те годы я уже работала в Гистадруте. Отец стал членом Гистадрута сразу после его прибытия в страну. Прежде чем переехать в Герцлию, он некоторое времяработал в кооперативном товариществе столяров. Мою общественную деятельность он принял как нечто само собой разумеющееся, и был, конечно же, удовлетворен ею.
Я помню, что в более поздний период, во время судебного процесса над Райхлиным и Сиркиным, когда было найдено спрятанное оружие и я выступала как свидетельница на суде, я приехала в Герцлию. Отец ничего не сказал мне, но мама рассказана, что отец встал рано утром и сразу после того, как прибыла к подписчикам газета "Давар", он обошел всех соседей и жителей поселка, чтобы узнать, какое впечатление произвела на них его Голда.
Все годы своей жизни в стране отец вел религиозный образ жизни, ревностно исполняя все традиционные предписания. Он не прекратил свои занятия общественной деятельностью. Дом его был открыт передкаждым нуждающимся, и не было человека, который, придя с какой-либо просьбой получить ли гарантийное письмо, или в долг занять деньги - вышел бы с пустыми руками, неудовлетворенным. Он очень подружился с покойным Шпринцаком, позже - председатель Кнесета. Отец часто навещал его по вопросам строительства и улучшения коммунально-бытовых условий в городе Герцлии, и с большим уважением отзывался об организаторских способностях этого человека. Отец очень интересовался всем, что делается в стране. Каждое утро он прочитывал газету от корки до корки - кстати, без очков. Я хорошо помню одно собрание протеста против британских оккупационных властей, организованное в Магдиэле, в котором отец принял активное участие и вместе с другими демонстрантами прошел очень длинный путь.Отец скончался в возрасте 79 лет. До последнего полугодия своей жизни он был крепкий, статный, красивый и здоровый человек.
Мать не всегда одобряла мой образ жизни, иногда упрекая меня за то, что я слишком много загружаю себя и тяжело работаю. По ее мнению, я запускала дом и детей. Каждый раз она спрашивала меня: "Голдочка, что с тебя будет"? Я была совсем не уверена в том, что моя деятельность и конечные мои устремления будут ею одобрены.
Те места, в которых прошли мои первые детские годы в России - Киев и Пинск, я больше, к сожалению, не видела.
Правда, два раза я могла, как будто бы, посетить Пинск, но так ничего из этого и не вышло. Первая возможность была в начале 1939 года во время моей поездки в Польшу в качестве представителя партийнойделегации. Я начала свою экскурсию по Польше и доехала до города Лодзь, а там заболела. Я пролежала в больнице две недели, срок разрешения на пребывание в Польше закончился, и польское правительство не захотело продлить его. Поэтому я не смогла осуществить свое желание и посетить Пинск.
После образования Государства Израиль я прибыла в Москву в качестве посла. Я знала, что поездки по городам России - это не простое дело. И так просто не разрешат. Все же я надеялась, что если останусь продолжительное время в России, смогу посетить и Пинск. Но моя дипломатическая служба быстро и неожиданно прервалась - я приехала в Москву в конце августа, а в январе, после выборов в Кнесет, глава правительства Бен-Гурион потребовал, чтобы я оставила Москву, вернулась домой и вошла в правительство.