Копали долго. Солнце перевалило за полдень, когда могила стала достаточно глубокой, а сэр Мишель взмок и утомился. Драконий повелитель пару раз предлагал снять кольчугу, но нормандец настолько привык таскать на себе железо, что сама возможность оказаться без любимой, хоть и старой брони привела его в ужас. Ну и само собой, с похмелья было тяжело дышать, мучило сердцебиение, и каждое движение давалось с трудом.
Наконец безобразная, по мнению Гунтера, яма, которую он почему-то упорно называл могилой, достигла требуемой глубины. К этому времени сэр Мишель выбился из сил окончательно и занимался тем, что из наломанных поблизости веток пытался смастерить хоть какое-то подобие креста.
Освятить крест бы надобно, да и землю тоже. Непотребство это хоронить христианина в лесу, как собаку, да без отходной молитвы, бормотал сэр Мишель, глядя, как Гунтер обшаривает покойника, снимает с сапог какие-то блестящие продолговатые штучки в кожаных чехольчиках, отстегивает с пояса такую же треугольную сумочку, как у него самого, ту самую, из которой он достал гремящий жезл.
Разве можно отнимать у покойника его вещи? А если они ему понадобятся? укоризненно покачал головой сэр Мишель.
Чего? скривился Гунтер. Когда понадобятся, где?
Когда труба Архангела возвестит воскрешение, когда же еще?! возмутился рыцарь, но тут же с любопытством заглянул Гунтеру за плечо тот как раз снимал ордена с Курта. Это что? Зачем?
Гунтер вздохнул, пряча в карман серебряный знак «За Францию» и пару медалек за героизм и что-то там еще в том же духе; кажется Курт получил их после гражданской войны в Испании он воевал тогда в легионе «Кондор».
Эти штуки нельзя в могилу класть, строго сказал он. Они их надо родственникам оставлять.
А, понял! воскликнул сэр Мишель. Наследство? Они, наверно, очень дорогие, раз такие маленькие?
Наподобие, согласился Гунтер, не желая больше втолковывать этому олуху элементарные вещи, известные любому школяру. Давай-ка положим его туда.
Он спрыгнул в яму, принял из рук сэра Мишеля тело Курта и уложил его на сырую, неровную землю. Подтянувшись, Гунтер вспрыгнул наверх и сказал:
Вот теперь можешь нудить свои молитвы, я разрешаю.
Сэр Мишель перетянул перекладину креста оторванным от собственной одежды лоскутом, поднял свое творение над головой крест получился небольшим, длиной едва с руку. Закрыв глаза и слегка откинув назад голову, твердым ровным голосом он начал читать «Pater Noster», «Ave Maria» и «Credo» на латыни, ни разу не сбившись. Эти молитвы Гунтер знал, но после них нормандец принялся декламировать абсолютно неизвестные ему латинские тексты, которые, судя по немногим понятным словам, были явно духовного содержания.
«Точно, у француза сдвиг в мозгах на религиозной почве, подумал Гунтер. Вот и объяснение, отчего англичане у него в крестовый поход пошли И почему мне надо было исповедаться. Ладно, такие психи не опасны. Пусть себе ходит да молится, главное, чтобы вывел меня к людям. Скорее всего, мы сейчас в Кальвадосе или Приморской Сене, и тут недалеко река или, на худой конец, Кан или Алансон».
Погрузившись в расчеты своего возможного местоположения, Гунтер как-то пропустил момент, когда блаженный француз, все еще лопоча что-то на латыни, принялся зарывать могилу. Делал он это не в пример резвее, чем до того выкапывал ее. Гунтер в погребении почти не участвовал, ограничившись традиционными тремя горстями земли. Вскоре возле куста орешника возвышался небольшой свежий земляной бугорок с воткнутым в него кривоватым крестом из двух палочек, связанных обрывками ткани.
Погрузившись в расчеты своего возможного местоположения, Гунтер как-то пропустил момент, когда блаженный француз, все еще лопоча что-то на латыни, принялся зарывать могилу. Делал он это не в пример резвее, чем до того выкапывал ее. Гунтер в погребении почти не участвовал, ограничившись традиционными тремя горстями земли. Вскоре возле куста орешника возвышался небольшой свежий земляной бугорок с воткнутым в него кривоватым крестом из двух палочек, связанных обрывками ткани.
Ну ладно, дело сделано. Пошли.
Сэр Мишель помедлил немного, потом сорвал пучок медуницы и положил на могилу. Гунтер только сплюнул и, сунув руки в карманы, размашисто зашагал к самолету. Рыцарь последовал за ним, охваченный внезапным страхом, будто загадочный человек сейчас оседлает дракона и улетит туда, откуда он явился, возможно, только для того, чтобы предать земле тело своего друга или оруженосца.
Слушай, прежде чем покинуть меня, скажи хоть свое имя, сказал он, поравнявшись с Гунтером. Тот вдруг остановился, повернулся к нему и ответил:
А с чего ты взял, что я собираюсь тебя покинуть?
Не знаю, пожал плечами сэр Мишель. Я подумал, ты идешь к своему Люфтваффе, чтобы улететь.
Да не могу я улететь, при всем желании! Бензин кончился. Слово «бензин» ему пришлось сказать по-немецки, за неимением эквивалента на норманно-французском.
Бьен-зин? повторил сэр Мишель. А что это?
«Это уже чересчур! Не знать, что такое бензин?! Из какого захолустья он вылез?»
Ну вроде вина. М-м, дракон его выпьет и полетит. А без него не может. Ясно?