Можете представить себе эту сцену, доктор Пармиттер. Я, совсем молодая женщина, уже испытавшая ряд существенных перемен в жизни. Я впервые столкнулась со страстной и целеустремленной ненавистью, впервые оказалась лицом к лицу с внезапной смертью, а теперь вот стояла в дальней комнате этого особняка, ставшего мне домом и все же менее всего ощущаемого мною как дом, и смотрела на полное страха лицо свекра, попавшего на картине в ловушку.
Я почувствовала, что теряю сознание, и схватилась за кресло: пол уходил у меня из-под ног. Я перепугалась и совершенно растерялась. Что мне делать? С кем поговорить об этом? Как привести сюда мужа? Поделиться с ним тем, что я до сих пор хранила в себе? Лишь два человека знали об этом: я и та особа, Кларисса Виго. Я столкнулась с чем-то непонятным и непривычным.
Я не смела коснуться картины, иначе повернула бы ее лицом к стене или отнесла бы на самый дальний чердак и припрятала там. Да и вряд ли много людей заходят в эту затхлую комнатушку. Покидая ее, я увидела торчавший в двери ключ, повернула его и положила себе в карман. А позже сунула в ящик своего туалетного столика.
Последующие недели были слишком хлопотливыми, выматывающими, слишком необычными, чтобы у меня было время подумать о картине, хотя мне снились дурные сны и я предпочитала не ходить по коридору, ведущему к маленькой гостиной, а всякий раз выбирала долгий обходной путь. Свекровь моя была в трауре и сильно горевала. Мне приходилось проводить с ней много времени, поскольку Лоуренс был занят с рассвета до заката, управляя поместьем. Она была доброй, но не очень общительной, и мы в основном сидели вот в этой гостиной или в ее маленьком будуаре, где я листала книгу, которую пыталась прочесть, или проглядывала местные журналы, она же тем временем сидела с вязаньем на коленях: руки неподвижны, взгляд устремлен в никуда. А я носила в себе ужасную, необъяснимую тайну, знанием которой не хотела и не могла поделиться. Но теперь я уже понимала: то, что становится известным, не может оставаться секретом. О, я понимала!
Я все больше худела, и Лоуренс уже раз-другой замечал, как я бледна и слаба. Однажды он предложил мне куда-нибудь уехать, пусть даже на неделю или самое большее на десять дней, прокатиться на поезде по Франции и Италии до Венеции. Он был так доволен, так старался развлечь меня, что я просто обязана была все это принять. Нам все никак не удавалось побыть наедине, и я ни разу в жизни не путешествовала. Но когда он сказал о Венеции, мое сердце так сильно сжалось, что перехватило дыхание.
Я не могла возразить, ничего не могла поделать. Пришлось терпеливо хранить молчание.
До нашего отъезда произошло еще кое-что. Нас пригласили на большой званый обед. Когда все расселись за столом, я подняла взгляд и увидела, что напротив меня в точности напротив, так что ее взгляда мне не избежать, сидит Кларисса Виго. По-моему, я еще не говорила, что она была необыкновенно хороша собой и к тому же красиво одета. Я не была искусна в нарядах. Носила простую одежду, какой Лоуренс всегда отдавал предпочтение, и не любила выделяться. Кларисса выделялась. А я сидела за столом напротив, чувствуя себя замарашкой и испытывая страх. Она не спускала с меня требовательных глаз. Когда наши взгляды сходились, я начинала дрожать. Никогда прежде не знала я такой ненависти, такого злорадства. Я пыталась отвлечься говорила с соседями, склонялась над тарелкой, но она следила за мной неотрывно, преисполненная омерзения и какой-то жуткой силы. Она понимала. Понимала, что обладает властью надо мной, над нами. В тот вечер я чувствовала себя разбитой, разбитой страхом.
Но она не сказала мне ни единого слова. Вечер закончился.
Неделю спустя мы отправились в нашу поездку по Европе.
Не стану шаг за шагом тащить вас за нами через Францию и северную часть Италии. Мы были счастливы, мы были вместе, и тяготы последних месяцев отступали. Мы выглядели беззаботной, недавно поженившейся парой. Но надо мной висела мрачная тень, и, даже будучи счастливой, я со страхом ждала нашего прибытия в Венецию. Я не знала, что там может случиться. Много раз строго твердила себе, что страхи мои беспочвенны и Кларисса Виго не имеет никакой власти, никакой власти ни над одним из нас.
Доктор Пармиттер, я читала, что всякий попадающий в Венецию влюбляется в этот город, что Венеция околдовывает каждого. Наверное, мне была не судьба испытать там радость из-за этой картины и того, на что я насмотрелась, но меня поразило, насколько город не понравился мне с самого нашего прибытия. Я любовалась зданиями, каналы и лагуна поразили мое воображение. И все же я ненавидела его. И боялась. Он казался городом порока и излишеств, искусственным пространством, заполненным тьмой и дурными запахами. Я постоянно оглядывалась. И видела во всем предвестье беды или угрозу. Я понимала, что между Лоуренсом и мной пролегла пропасть, ведь он любил этот город, обожал его, говорил, что счастливее не чувствовал себя никогда.
Но она не сказала мне ни единого слова. Вечер закончился.
Неделю спустя мы отправились в нашу поездку по Европе.