Дальше слились вместе самолетный гул, тарахтение скорострельной пушки, разрывы малокалиберных снарядов и взрыв бомбы. Когда стихло всё, кроме звона в ушах, который, казалось, становился все громче, я поднял голову, чтобы проверить, не возвращаются ли стервятники обратно. «Мессеры» уже скрылись из виду, и можно было выбираться из канавы. Но вода, которая ее наполняла, волшебным образом превратилась в землю, и мне стоило немало сил стряхнуть ее с себя. Я кое-как выполз на дорогу, но тяжесть, которая на меня давила, почему-то не исчезала. Очень хотелось отдохнуть, прикрыть на минутку глаза и полежать.
Очнулся я от того, что меня кто-то тормошил:
Товарищ командир, вы живы?
Посмотрев, кто это меня так бесцеремонно толкает, я увидел склонившегося надо мной красноармейца, чье лицо мне было смутно знакомо. Судя по разгоравшемуся закату, я пролежал тут не меньше получаса. Наверно, контузия.
Федоров я, напомнил боец. Вы меня месяц назад перебинтовывали, только тогда вы были в штатском.
А, теперь вспомнил. Так вы уже успели выздороветь?
Успел. Я и так столько времени в госпитале прохлаждался, хотя кость у меня была почти не задета. А теперь возвращаюсь в свою роту. Мне уже сказали, что вместо старшины Свиридова теперь вы командуете.
Разговаривая, Федоров взвалил меня на спину и потащил на себе, покряхтывая.
Ох и тяжелый же вы, товарищ старший лейтенант. Ну ничего, нам бы только до лошади дойти, вон она, метрах в двухстах, а дальше поедете с комфортом.
Подожди, вдруг вспомнил я. В другом кювете должен быть красноармеец.
Нет там уже никого, мрачно ответил Федоров. Я посмотрел, только воронка осталась.
В глазах постепенно темнело, и последнее, что я помнил перед тем, как потерять сознание, это как меня подсаживали в седло.
Дальше события слились в сплошной калейдоскоп: постоянные перевязки, капельницы, горькие лекарства, бульон, который кто-то давал мне из ложечки. Когда я, наконец, окончательно пришел в себя и смог оглядеться вокруг, то увидел, что нахожусь в больничной палате. Кроме меня, раненых здесь больше не было хотя, судя по размерам комнаты, она легко могла вместить четверых.
Сидевшая рядом медсестра, у которой белый халат был накинут поверх военной формы, потрогала мой лоб и спросила, болит ли у меня что-нибудь. Боли я не чувствовал, но вот кожа под бинтами зудела так, что хотелось ее почесать. И еще у меня появился зверский аппетит. Слушая мой ответ, девушка довольно улыбалась, как будто я был ее близким родственником. Она подняла трубку телефона, стоявшего на прикроватной тумбочке, и счастливым голосом защебетала о том, что больной пришел в себя. Через несколько секунд в палату ворвалась, как мне показалась, целая толпа медперсонала. Впрочем, присмотревшись, я понял, что врачей только трое, просто они двигались так быстро, что создавали эффект присутствия большого числа людей.
Мне одновременно ставили градусник, меняли повязки, ширяли шприцами и давали какие-то лекарства. Добреньким голосом, как будто разговаривает с ребенком, врач уговаривал меня выпить сиропчик со сладким медом, хотя я вроде и так не отказывался. Закончив процедуры, доктор с довольным видом потер руки и повернулся к сиделке.
Ну всё, товарищ сержант госбезопасности. Можете докладывать, что пациент пошел на поправку.
Врачи исчезли так же внезапно, как и появились, а я прикрыл глаза, чтобы немного отдохнуть. Через минуту слегка скрипнула дверь, и по звуку шагов я определил, что в палату кто-то вошел. Смотреть, кто это, мне было лень. Если врачи, то пусть думают, что я сплю. Сержант-медсестра обратилась к вошедшему:
Товарищ майор, вы пока последите за раненым, а мне надо начальству сообщить. После этого по полу быстро зацокали каблучки.
«Беги, беги, добродушно усмехнулся я про себя. Ты еще не знаешь, что скоро тебе дадут орден за выхаживание ценного больного. И всему медперсоналу тоже».
Мне сказали, что вы не спите, тихо произнес знакомый голос, кажется, принадлежавший командиру полка.
Сон мгновенно слетел с меня, и я тут же открыл глаза. Майор Козлов был в больничном халате и слегка опирался на тросточку.
Ну здравствуйте, Александр Иванович. Сейчас такое пожелание вам как нельзя более кстати.
По-хорошему мне следовало вежливо ответить любезностью на любезность, но вместо этого я сразу обрушил на командира град вопросов:
Какое сейчас число? Что на фронте? Где дивизия? Как вас ранило?
Какое сейчас число? Что на фронте? Где дивизия? Как вас ранило?
Воспользовавшись секундной паузой в моей тираде, командир начал последовательно отвечать на все вопросы:
Сегодня двадцать девятое октября. Все это время вы в основном были в бреду и лишь иногда приходили в сознание. На всем фронте пока затишье. У немцев уже не осталось сил, чтобы продолжать наступать, а мы, как мне кажется, пока концентрируем силы. Нашу дивизию отвели в тыл на отдых и переформирование. А ранило меня так же, как и вас обстрелял самолет на дороге. Лежите-лежите, вам пока нельзя вставать. Так вот, вы, наверно, слышали, что когда человек погибает, у него перед глазами проносится вся жизнь? У меня все было по-другому. Я увидел небольшую речку, которую пытались форсировать немцы, ее название само собой всплыло у меня в памяти Большая Коша. Откуда-то мне стало известно, что три дня назад наш полк держал оборону на левом берегу Волги, но фашистам удалось просочиться к нам в тыл, и мы получили приказ отойти сюда и удерживать село Черногубово. Наш полк постепенно редел, но позиции удерживал, и ни на шаг не отступал. Дальше я, как наяву, увидел, что во время одной из атак большой осколок снаряда попал мне прямо в грудь и стал для меня смертельным. И знаете, что самое интересное? В этом сне я был совершенно уверен, что дальше немцы уже не пройдут.