И с этим ее мать испустила последний вздох. Макхи вознесла молитвы Шести Стражам, зажгла свечи в память о всех ушедших королевах Табан. Она прибрала волосы и отряхнула руки о шелковый подол своих одежд. Вскоре ей предстоит надеть голубой цвет скорби. И ей воистину было о чем скорбеть о потере матери, о потере короны.
Вы сами скажете Эри или придется мне? спросила она у Йервея.
Скажу ей что?
Моя мать
Я ничего не слышал. Рад, что она отошла легко.
Так, над остывающим телом ее матери, сложился их союз. Так появилась новая королева.
И вот теперь Макхи стояла, облокотившись на перила террасы, и вдыхала ароматы цветущих садов жасмин, сладкий запах апельсинов. Она слушала смех племянницы и мальчишки-садовника. Забирая корону у сестры, она не понимала, как мало это изменит, что ей по-прежнему постоянно придется соревноваться с доброй, рассеянной Эри. И только одно может положить конец этим мучениям.
Я буду на венчании сестры. Но сначала мне необходимо отправить послание.
Йервей приблизился.
Что вы задумали? Знаете, ваши министры прочтут это послание, даже если оно будет запечатанным.
Я не глупа.
Можно совершить глупость и не будучи глупцом. Если
Йервей резко умолк, не закончив нравоучительную речь.
В чем дело? спросила Макхи, проследив за его взглядом.
Тень двигалась сквозь сады слив у дворцовых стен. Макхи подняла глаза, ожидая увидеть воздушное судно, но небеса были чисты. Тень продолжала расти, растекаясь, как чернильное пятно, прямо в их направлении. Деревья, которых она касалась, падали, как подкошенные, чернели на глазах и тут же исчезали, не оставляя никаких следов лишь выцветшую землю и завитки дыма.
Что это? выдохнул Йервей.
Акени! закричала королева. Акени, спускайся с дерева! Уходи оттуда сию же секунду!
Я собираю сливы! смеясь, крикнула в ответ девочка.
Я сказала, сию секунду!
Акени не могла видеть то, что скрывалось за стеной, эту черную волну смерти, наступающую совершенно беззвучно.
Стража! завопила королева. Помогите ей!
Но было слишком поздно. Тень скользнула по дворцовой стене, превращая золотистые кирпичи в уголь, и опустилась на сливовое дерево. Казалось, на Акени и мальчишку-садовника опустилась темная вуаль, приглушившая их смех.
Нет! крикнула Макхи.
Моя королева, настойчиво сказал Йервей. Вам нужно уходить.
Но пятно тлена замерло прямо у кромки фонтана, оставив четкий след, словно волна прибоя на песке. Все, чего она коснулась, превратилось в серую пыль. Все, что осталось вне зоны поражения, зеленело и дышало жизнью.
Акени, приглушенно всхлипнула королева.
Ей ответил лишь ветер, гулявший по саду и развеивавший последние, едва заметные клочки тени. Ничего не осталось, лишь сладкий аромат обративших головки к солнцу цветов, счастливых в своем неведении.
2. Нина
Нина ощущала вкус соленого ветра на губах, окунаясь в рыночный шум призывы торговцев, нахваливающих свои товары, крики чаек над бухтой Джерхольма и ругань солдат на палубах кораблей. Она кинула взгляд на вершину утеса, оккупированную нависающим над всей этой картиной Ледовым Двором, чьи высокие белые стены блестели ярко, словно обнаженные кости, и с трудом подавила дрожь. Здорово было оказаться на свежем воздухе, подальше от уединенных комнат Белого острова, но ей казалось, будто древнее здание следит за ней, будто до нее доносится шепот: «Я знаю, кто ты. Тебе здесь не место».
Со всем уважением, умолкни, буркнула она.
Хм-м? отозвалась Ханна, прогуливавшаяся вместе с ней по набережной.
Да ничего, поспешно ответила Нина.
Разговоры с неодушевленными объектами были недобрым знаком. Слишком уж долго она пробыла в заточении, не только в Ледовом Дворе, но и в теле Милы Яндерсдат, чье лицо и фигура были созданы специально, чтобы скрыть личность самой Нины. Она бросила на Ледовый Двор очередной злобный взгляд. Утверждалось, что эти стены неприступны и ни разу не были преодолены вражеской армией. Но ее друзьям вполне удалось с ними справиться. Они пробили дыру в одной из этих величественных стен с помощью фьерданского же танка. А теперь? Нина сама себе напоминала мышь огромную блондинистую мышь в ужасно тяжелых юбках, роющуюся у подножий Ледового Двора.
Она задержалась у лавки торговца шерстью, битком забитой традиционными жилетами и шарфами, которые носили в Винеткаллу. Несмотря на все свои усилия, Нина была очарована Джерхольмом с первого же взгляда. Он был таким аккуратным, каким может быть только фьерданский город, с домами и лавками, выкрашенными в розовый, голубой и желтый цвета, со спускающимися прямо к воде зданиями, жмущимися друг к другу, словно в поисках тепла. Большинство городов, виденных Ниной, сколько же таких было? И на скольких языках говорила она там? строились вокруг главной площади или улицы, но только не Джерхольм. Его кровью была соленая вода, и рынок его смотрел на море, растянувшись вдоль набережной: магазинчики, тележки и лавки, предлагающие свежую рыбу, сушеное мясо, тесто, обернутое вокруг горячих прутьев, испеченное на углях и посыпанное сахаром. Каменные залы Ледового Двора были полны величия и холода, а здесь царила суматоха и жизнь била ключом.