Очень был обрадован, получив от Вас одобрительные строки о Швобе[584]. Лида благодарит Вас без конца за похвалу ее переводу и ужасно гордится Вашим отзывом.
Увы! М. Швоб уже конфискован, и против меня возбуждается судебное преследование за порнографию и кощунство[585]. Для начала недурно! Не знаю, чем кончится эта история. Полиции удалось конфисковать только 124 экз.
Жму Вашу руку. Я и Лида очень приветствуем Анастасию Николаевну.
Любящий Вас
Грущу, что в Кружке Вы собираетесь читать после Рождества[586], и до тех пор, следовательно, вряд ли увидимся.
Дорогой Федор Кузьмич!
Вы обещали во II половине этого сезона прочесть реферат[587] в Кружке.
Вот взываю к Вам от лица литературной комиссии. Исполните обещание. Предлагаем Вам на выбор 2 вторника: 3 февраля и 24 февраля.
Очень прошу не отвечайте молчанием и черкните мне несколько строк. Если бы Вы выбрали 3 февраля, то 28 января мы уже должны иметь тезисы Вашего реферата для получения разрешения администрации и для распубликования.
Жму руку. Привет.
P. S. Очень умоляю: независимо от присылки тезисов, ответьте о принципиальном согласии вскорости, на днях.
Жму руку. Привет.
P. S. Очень умоляю: независимо от присылки тезисов, ответьте о принципиальном согласии вскорости, на днях.
На бланке с грифом: Московский Литературно-Художественный Кружок, директор. Помета Сологуба: «Отв<ечено> 26 янв<аря><19>09».
Телеграфируйте согласие читать реферат Кружке свободны третье и 24 февраля
Телеграмма. Помета Сологуба: «Отв<ечено> 26 янв<аря>».
Дорогой Федор Кузьмич!
В этом сезоне мне пришлось председательствовать почти на всех «вторниках» Литерат<урно>-Худож<ественного> Кружка и в качестве председателя не раз одерживать <sic!> различных хулиганов, выступавших с скандальной руганью против «декадентов», хулиганов вроде всемирно-известного А. Бурнакина («Белый Камень»)[588].
После «вторника» 3 марта, когда я лишил слова Бурнакина, дикая часть публики устроила скандал и мне пришлось прикрыть заседание[589].
Теперь газетчики в течение целой недели ежедневно поливают меня самыми гнусными помоями. Конечно, я являюсь в этом случае лишь символом, целят через мою голову. Теперь готовится в мою защиту коллективный литературный протест. Его содержание таково: «Выражая резкое осуждение той травле, которая ведется последнее время в части московской прессы по адресу С. А. Соколова (С. Кречетова) как председателя многих вторников М<осковского> Литер<атурно>-Худож<ественного> Кружка, мы считаем нужным изъявить открыто С. Кречетову наше совершенное сочувствие»[590].
Собираются подписи в Москве и в Петербурге. Белый писал В. Иванову и Мережковским[591].
Помня, как хорошо Вы всегда относились ко мне, позволяю себе обратиться к Вам лично. Черкните, можно ли поставить Ваше имя под протестом.
Печатать придется в 2 понедельничных газетах («Р<усское> Слово» против)[592]. Сдавать в печать надо в субботу, 14.
Потому очень прошу, ответьте короткой телеграммой: Москва Козицкий д. Бахрушина. 198. Соколову. Согласен или несогласен. Сологуб. Попросите Анастасию Николаевну присоединить свое имя[593].
Я отнюдь не пожелал бы беспокоить Вас зря. Но в Москве кружковские «вторники» фактор заметный и общественно видный. Оставить газетную травлю без реагирования значило бы заставить Москву думать, что «декаденты» совсем разгромлены, раз не могут вступиться за председателя «вторников», повинного лишь в том, что он не допускал нецензурного способа изругивать представителей Нового Искусства.
Жму руку. Жду ответа.
Привет мой Анастасии Николаевне.
Лида шлет обоим свой привет.
Все москвичи подписи дают.
Дадут, несомненно, и некоторые петербуржцы.
Присоединяюсь изо всех сил <к> просьбе Киевского Театра Соловцов<.> Театр дружественный и настоящий<,> режиссирует [1 нрзб] режиссер Московского Малого Театра Попов[594]<.> Художественная высота обеспечена<.>[595]
Привет<.> Подробности письмом<.>
Телеграмма, отправленная по адресу: Меррекюль Эстляндской. Шмецке дача Бормана. Тетерникову.
Дорогой Федор Кузьмич!
Пишу Вам из Киева, где я уже несколько дней и где пробуду до 4 сентября. Я уже писал Вам, что Лида служит этот сезон в киевском театре «Соловцов»[596]. Вот причина, почему Киев мне стал очень по дороге.
С очень чистым сердцем послал Вам телеграмму, поддерживая просьбу киевского театра относительно «Мелкого Беса»[597]. Театр действительно очень хороший, с прекрасно поставленной технической и декоративной частью и с хорошею труппой. С этого сезона здесь главным режиссером Н. А. Попов, покинувший моск<овский> Малый театр и здесь имеющий неограниченные полномочия. Человек он тонко чувствующий и очень культурный, и за постановку, безусловно, можно не опасаться. Я был очень рад, узнав, что после обмена телеграмм Вы дали свое согласие на постановку[598].
Раз «Мелкий Бес» пойдет в Киеве, у меня есть к Вам огромная просьба, на которую я решаюсь, зная Ваше многолетнее доброе ко мне отношение. Здесь играет Лида Ей дают роли, и неплохие. Она много занята. Но когда жене Грифа приходится играть Гнедичей и Рышковых[599], нельзя не мечтать ей о роли в настоящей вещи. Вот теперь она спит и видит играть в Вашей пьесе. По обычному ходу вещей возможно, что ей там дадут роль, но возможно и нет: она уже занята во многих пьесах, а постановка «Мелкого Беса» будет крупным событием, и актеры будут наперебой стремиться получить там роль. Вот почему я решаюсь просить Вас: черкните Николаю Александровичу Попову (Киев, театр Соловцов), что Вы желали бы, чтобы Лида (по сцене Лидия Дмитриевна Рындина) была занята в Вашей пьесе. Она, как и я, глубоко любит Ваше творчество и, думаю, имеет много больше внутренних прав участвовать в Вашей пьесе, чем большинство ее товарищей по сцене.