Жму Вашу руку.
Ваш всей душой
Письмо на почтовой бумаге журнала «Перевал».
Дорогой Федор Кузьмич!
Ждал Вашего нового адреса и, не узнав, решаюсь писать по старому.
Понимаю глубоко всю горечь и остроту Вашей утраты. Страшно и одиноко становится, когда умирает человек, с которым рядом проживешь долгие ряды лет[549].
И пустоты, пролета, который внезапно получается в жизни, не заполнить ничем и никогда.
А ведь одновременно с этим перевернут и разрушен даже весь внешний уклад Вашей жизни, отняты даже привычные стены, в которых работалось и думалось[550].
А ведь одновременно с этим перевернут и разрушен даже весь внешний уклад Вашей жизни, отняты даже привычные стены, в которых работалось и думалось[550].
Но, верится, жизнь не сломает Вас, с Вашей волей и силой духа.
Пишу о делах: «Русско-монгольскую сказочку»[551] получил, но с ней вышла неприятность. С неделю назад в «Перевале» был ночью обыск, при коем было взято несколько рукописей, и в том числе Ваша.
Все мои хлопоты о возвращении их и вообще о выяснении дела оказались бесплодными.
Приходится тревожить Вас просьбой восстановить вещь по черновику и прислать вторично[552].
В последних числах июля выйдет двойной , где будет Ваша драма[553].
Очень грущу, что не прислали продолжения «Демонов». Надеюсь, пришлете к августу[554].
Жму руку от души
любящий искренно
Письмо на почтовой бумаге журнала «Перевал».
Дорогой Федор Кузьмич!
Сообщаю Вам желаемые подробности о «Руне». Там была напечатана статья Вольфинга «Борис Бугаев против музыки»[555]. Находя, что автор допустил в ней некоторые неверные освещения, притом личного характера, Белый послал в «Руно» опровержение, в форме письма в редакцию, на обычных началах, как на это дает право Цензурный Устав.
«Руно» объявило Белому, что оно напечатает опровержение лишь при том условии, что он вернется в число его сотрудников[556]. Белый, находя, что это попытка учинить над ним насилие, опубликовал всю историю в газетах[557]. Стороны обменялись двукратными ответами[558]. Тут уж пошла со стороны «Руна» какая-то непозволительная муть[559] «Руно» в своих письмах, придравшись к каким-то совершенно невинным строкам Белого в ненапечатанном опровержении (оно, кстати, будет в 10 «Перевала»[560]) стало подмигивать что-то о «сыске»[561]. В результате ушла возмущенная «Руном» масса народу с Брюсовым, Мережковским и Гиппиус во главе[562].
Здесь очень ждут, как поступят петербуржцы[563].
«Руно» вообще хиреет. Номера опаздывают, ибо Рябуш<инский> запутался денежно, не платит типографии, проживает последнее[564].
Вот и все.
Жму руку.
Вас любящий
Письмо на почтовой бумаге журнала «Перевал».
Дорогой Федор Кузьмич!
Весьма убедительно прошу Вас не забыть, что Вы обещали «Перевалу» для 12 (октябрь) рассказ. Пришлите таковой, умоляю, хотя бы и не очень большой[565].
«Демоны поэтов» пойдут тоже в октябре. В сентябре место запружено огромными продолжениями Минского и Борового[566]. В этом (11) пойдут Ваши стихи[567].
Жму руку. Надежды «Перевала» расцветают[568].
Письмо на почтовой бумаге журнала «Перевал».
Дорогой Федор Кузьмич!
Помните, я писал Вам, что Ваша русско-монгольская сказочка «А третий дурак» захвачена при обыске. Неисповедимыми путями она нашлась при разборке бумаг, перепутанных во время обыска. Мне смутно помнится, что за это время она уже была где-то напечатана. Если это не так, мы напечатаем ее в 12. Очень прошу, ответьте теперь же[569].
Подыскиваем нового издателя для «Перевала». Еще не решено дело, но шансы есть сильные[570].
Ваш всегда
Письмо на почтовой бумаге журнала «Перевал».
Дорогой Федор Кузьмич!
Некоторые из редакций провинциальных газет обратились к нам с просьбою помочь им в привлечении к их изданиям столичных литературных сил.
Усматривая в этом признаки общего нарастания в провинции интереса к литературе, мы организуем и с 1-го декабря этого года начинаем дело систематического снабжения литературным материалом прогрессивных органов провинциальной печати.
Думаем, что дело это не может не заинтересовать Вас, так как, направляя в провинциальные издания произведения наших сотрудников, мы создаем им совершенно новую аудиторию с сотнями тысяч читателей, и для каждого писателя открываются широкие перспективы идейной и литературной пропаганды.
Кроме того, если предприятие наше разовьется до размеров, на которые мы надеемся, то у нас явится возможность и значительно повысить существующие в России писательские гонорары.
Механизм нашего предприятия следующий: каждое литературное произведение, принятое редакцией, воспроизводится при помощи одного из размножительных аппаратов, рассылается провинциальным газетам, вошедшим с нами в соглашение (одной в каждом городе), и приблизительно одновременно воспроизводится на страницах этих газет[571]) Каждая газета платит нам очень незначительный, вполне доступный самому скромному газетному бюджету, построчный гонорар (около 1 ½ коп.), мы же, черпая средства из целого ряда этих копеечных построчных плат за одну и ту же вещь, получаем возможность предложить Вам гонорар в размере 35 коп. за среднюю газетную строку беллетристики в 35 печатных знаков (т. е. приблизительно[572] за печатный лист), стихи 50 к. строка.