Жаль, что вы не делаете экскурсий. Напоминаю, что четверг бесплатный день для посещения Помпей, по-итальянски Pompei (выговаривается: (Pompé-ï), куда поезд железной дороги из Портичи довозит в короткое время. Вход в развалины прямо перед станцией. Повторяю еще, что прогулка в Сорренто очень красива. До Castellamare железная дорога, в Castellamare можно побывать в королевском парке Квисисана (Quisisana), дальше до Сорренто пешком или на извощике. Обо всем и о ценах Сережа, если не поленится, найдет указания в Бэдекере. За Сорренто идет все время по берегу чудно живописная дорога, по которой можно прийти или приехать в экипаже в восхитительный по красоте местоположения город Амальфи, откуда не далеко уже до Салерно, соединенного с Портичи железною дорогой; но прогулка в Амальфи, как я уже рассказывал, потребовала бы не один день <> В Помпеях лучше всего нанять из служащих гида, говорящего по-французски, и можно его попридерживать и попросить показать и открыть запертые дома, если он будет тороплив и небрежен[133].
Любопытен может быть и детский взгляд на неаполитанскую жизнь, представленный в небольшом дневничке С. К. Шварсалона, который он вел летом 1899 года на французском языке, но это все-таки относится к тем подробностям, которые здесь можно обойти.
В марте этого же 1899 года успешно заканчивается процесс о разводе Зиновьевой-Аннибал и тут же начинается новая тревога: как официально заключить новый брак (Иванову он был официально запрещен) и как крестить младшую дочку Лидию, которой было уже почти три года. До этого она могла быть записана в метрике дочерью или К. С. Шварсалона, или же дочерью Зиновьевой-Аннибал от неизвестного отца, что, понятно, никак Ивановых не устраивало.
Выполнение первой части задания было сопряжено с различными трудностями. Сперва нужно было получить заграничный паспорт, в котором бы не значилось, что Иванову запрещен новый брак. Обошлось это, судя по всему, в гигантскую сумму 500 рублей. Потом они стали искать священника, который бы посмотрел сквозь пальцы на формальности. Сперва им обещал помощь греческий священник в Лейпциге, потом и тут мы снова вместе с супругами возвращаемся в Италию они планировали обвенчаться в греческой церкви в Венеции. 14 июля Зиновьева-Аннибал писала отцу:
мы, наконец, пробрались в Венецию, где очень надеемся, что наш брак состоится здесь в греческой церкви. Церьковь <так!> эта очень почтенная, старинная и имеющая все права. Все бумаги, как мои, так и Вячеслава, были найдены консулом в порядке, но священник требует непременно еще одной бумаги, а именно: удостоверения в том, что между мною и Вячеславом Ивановичем нет никакого родства. И священник, и консул говорят, что такое удостоверение мог бы выдать ты, дорогой папочка[134].
Но по более внимательном рассмотрении документов консул затребовал разрешение на венчание, которого у них, естественно, не было. Лишь 1 августа из Неаполя она могла сообщить:
Только теперь удалось нам покончить все горькие испытания и получить благословение церкви нашему браку! Я не могла решиться писать тебе до этой минуты, когда всё окончилось, потому что до сих пор мы терпели одни разочарования! В Венеции, где получила твою бумагу и твою добрую приписку, ничего не устроилось. В последнюю минуту консул помешал священнику венчать нас. Нам пришлось бежать и оттуда ни с чем. Наконец в Livorno мы нашли доброго, простого старичка священника, который пожалел нас и обвенчал в тамошней греческой церкви. Мы справили после того все бумаги и едва поспели на пароход в Неаполь, чтобы посетить детей, брошенных уже с Марта месяца. Правда, что, если бы я была здорова, то подождала бы ехать домой, а раньше мы с Вячеславом проехали бы к тебе, как того очень желали, но беда в том, что я теперь не могу путешествовать и измучена до последней возможности тем, что мне пришлось так мучаться и так утомляться, а я уже в последнем месяце беременности. Поэтому надеюсь повидать тебя уже после разрешения, когда оправлюсь от болезни[135].
Но по более внимательном рассмотрении документов консул затребовал разрешение на венчание, которого у них, естественно, не было. Лишь 1 августа из Неаполя она могла сообщить:
Только теперь удалось нам покончить все горькие испытания и получить благословение церкви нашему браку! Я не могла решиться писать тебе до этой минуты, когда всё окончилось, потому что до сих пор мы терпели одни разочарования! В Венеции, где получила твою бумагу и твою добрую приписку, ничего не устроилось. В последнюю минуту консул помешал священнику венчать нас. Нам пришлось бежать и оттуда ни с чем. Наконец в Livorno мы нашли доброго, простого старичка священника, который пожалел нас и обвенчал в тамошней греческой церкви. Мы справили после того все бумаги и едва поспели на пароход в Неаполь, чтобы посетить детей, брошенных уже с Марта месяца. Правда, что, если бы я была здорова, то подождала бы ехать домой, а раньше мы с Вячеславом проехали бы к тебе, как того очень желали, но беда в том, что я теперь не могу путешествовать и измучена до последней возможности тем, что мне пришлось так мучаться и так утомляться, а я уже в последнем месяце беременности. Поэтому надеюсь повидать тебя уже после разрешения, когда оправлюсь от болезни[135].