Ах это? Да, Морской уже привык к росписи и позабыл, что она производит на вновь прибывших впечатление. Под черной сеткой свисающей с потолка паутины среди обломков штукатурки проступал завораживающий, выписанный по-старинному искусно лик с нимбом. Чуть ниже на очередном облупившемся участке можно было разглядеть кисть руки, вероятно, исцеляющей больного. В основе здания лежат останки храма, пояснил Морской. До революции тут была Троицкая единоверческая церковь. Сам я с ней не сталкивался, хотя ее закрыли навсегда уже на нашей памяти в 24-м году. Но местные все помнят. Иначе как «церковный двор» прилегающую к фабрике территорию не называют. Одно время тут функционировал Дом кинокультуры. Звучало колоритно: «На сеанс в церковном дворе сегодня дьявольские цены». Ирина осторожно улыбнулась, и Морской, довольный произведенным эффектом, продолжил: В войну зданию крепко досталось. Постреволюционная внутренняя отделка местами обвалилась, а старая, как видите, навек. Он тоже засмотрелся. Любопытнейшие фрески. Жаль, афишировать нельзя. Сколько их ни замазывают, как ни скрывают, все равно кое-где проступают. Руководству головная боль, конечно. Передовое советское предприятие, и вдруг такое хм несовременное оформление. В доступных для проверок помещениях подобных упущений не допускают, а тут как видите, можно. Морской хмыкнул и тут же, без перехода, строго поинтересовался: Что вы здесь делаете?
Это у вас надо спросить! не растерялась Ирина. Вы затащили меня в эту странную келью
«Ах так? Морской опешил, но сдержался. Что ж, значит, будем делать вид, что ничего удивительного в ее визите нет».
Не келья, а гостиная, бодро сказал он, перекладывая коробки и расчищая побольше места на старой подранной софе. Присаживайтесь! Здесь, конечно, душно. Окно глухое и не открывается. Для перекуров место не годится, но чай мы тут с товарищами в перерыве попиваем Он показал на примус и достал из тайника разодранную пачку с синей этикеткой «Чай Краснодарский. Второй сорт». Раз уж почтили мое скромное место службы своим визитом, не откажитесь угоститься
Вам что, вообще не интересно, почему я к вам пришла?! с обидой прошептала бывшая жена. Такого я от вас не ожидала!
Морской страдальчески закатил глаза к потолку, но вспомнил, что у Ирины вчера убили мужа и сама она подверглась нападению, и что Галочка, конечно, не одобрила бы, начни он раздражаться.
Конечно интересно. Извините. Я думал, вам комфортней без расспросов. Он сел на шаткий табурет у двери и, подавшись вперед, приготовился слушать.
Вам что, вообще не интересно, почему я к вам пришла?! с обидой прошептала бывшая жена. Такого я от вас не ожидала!
Морской страдальчески закатил глаза к потолку, но вспомнил, что у Ирины вчера убили мужа и сама она подверглась нападению, и что Галочка, конечно, не одобрила бы, начни он раздражаться.
Конечно интересно. Извините. Я думал, вам комфортней без расспросов. Он сел на шаткий табурет у двери и, подавшись вперед, приготовился слушать.
Я пропала, сказала Ирина и с вызовом посмотрела на Владимира. Так, будто он во всем и виноват. Потом смутилась, опустила глаза и неразборчиво, но очень драматично забормотала: Столько ужасного уже случилось Мне, наверное, и сопротивляться незачем. Плыть по течению навстречу гибели даже приятно. Но я привыкла не сдаваться и вот, барахтаюсь. Хоть это и противно. И к вам пришла Думаю, вам не лишним будет знать, что меня несет прямиком на водопад.
Ирина, это просто слова! не выдержал Морской.
Да, согласилась бывшая жена, мгновенно сбавив пафос. Я ими разговариваю. А вы? Используете вместо слов что-то другое? Несколько минут они еще попререкались, и наконец она довольно четко сообщила: В кармане у Ярослава, когда его убили, кроме денег, лежали странички из моего блокнота. Их тоже украли. А сегодня утром один листок подбросили мне под дверь в номер.
Ого! Морской постарался сохранить спокойствие. Вы, конечно, рассказали про это милиции?
Нет, что вы! Это будет катастрофой. Там записи, которые мне точно не простят. Я много лет уже веду дневник. Ну, знаете, зарисовки о жизни, мысли, шутки Попав сейчас в СССР, я тоже кое-что писала.
Что-то серьезное? холодея, спросил Морской.
Не слишком. По-настоящему личного ничего. Я знала, что Ярослав может прочесть записи, и не хотела его расстраивать. Но в дневнике есть много об СССР. Что люди бедствуют. Что все напуганы и все следят за всеми. Что Клара вы ее видели, это коллега Ярослава, она с нами гуляла вчера в Изюме встретила знакомую семью. Представьте, эти люди добровольно после войны поехали в Союз, чтобы служить единственной стране, в которой, как им казалось, существует равенство и справедливость. А тут с ними обращаются как с предателями. Она шептала очень страстно, с полнейшим чувством собственной правоты, и Морскому сделалось дурно от мысли, что все то же она могла сказать кому-нибудь другому. Пустить пустили, но тут же наказали, за то, что они с детства жили в эмиграции. У них прямо на границе сразу отобрали паспорта. Главу семьи арестовали как шпиона, а дочери и жене позволили жить в Изюме. Они буквально голодают.