Лулу в доме нет. Теперь Ди понимает, что думала о сестре, будто та была где-то совсем рядом. Воображала, что слышит ее дыхание. Все ее желания сводились только к одному чтобы сестра оказалась в том доме узницей. Как все-таки несправедливо до такого дойти. Из горла криком рвутся чувства. Она пытается привести в порядок мысли. Если здесь Лулу нет, значит, она где-то еще.
Пристанище, где он скрывается по выходным, шепчет Ди.
Вот где надо искать ответ, иначе и быть не может.
Она складывает чашечкой ладони, подносит их к губам и шепчет, глядя, как за окном небо окрашивается в розовый, словно занимающееся пламя.
«Я иду», обещает она.
Оливия
Когда вновь послышался тот самый звук, я стояла у окна и выглядывала свою кошечку. Примерно как перезвон васильков, только резче, будто мне в голову засунули небольшую иголку. Я метнулась через весь дом. Тоненький голосок выл и пронзал насквозь. Я разодрала зубами диванную подушку, потом ринулась в спальню и там исколошматила когтями еще одну. Откуда он, черт возьми, доносится?
Этот фрагмент я проиграла еще раз. На записи отчетливо слышится вой. Стало быть, моя голова здесь ни при чем. Он совершенно реален. Это вроде бы должно принести мне облегчение, но ничего такого нет и в помине. Ну ничего, я еще разберусь, что здесь к чему. Знаете, думаю, я могла бы стать отличным детективом, как те, которых показывают по телевизору, потому как наблюдательности мне не занимать и
Только что случилось самое ужасное. Я просто сидела и скребла лапой головку, пытаясь вычесать из ушей звук, и тут услышала, что в замок несколько раз ткнули ключом. Чтобы должным образом его вставить, понадобилось несколько попыток. Щелк. На входной двери один за другим стали открываться замки. Щелк, щелк. О боже, да он же на этот раз вдрабадан.
Привет, Лорен, крикнул он.
Я замурчала и подбежала к нему. Он погладил меня по головке, пощекотал ушко.
Прости, киса, сказал он, я совсем забыл, Оливия.
Ну от него и запашок.
Надеюсь, ты не станешь сегодня близко подходить к источникам открытого огня, сказала я.
У меня давно вошло в привычку всегда говорить Теду то, что на уме. Четность очень важна, хотя он не может понять из моих речей ни единого слова.
Он нетвердой походкой подошел к фотографии родителей, взиравших на него из-за стекла, подошел к дивану, сел и прикрыл глаза.
Она не пришла, сказал он, я прождал целый час. А в баре на меня все смотрели как на лузера. В том самом баре.
Последнее предложение он повторил с таким видом, будто это для него было хуже всего.
Кроме тебя, до меня никому нет никакого дела, сказал он, увесистой, влажной ладонью похлопывая меня по голове. Я люблю тебя, киса. Ты и я против целого мира. Она пообещала, а потом не пришла. Кто ж так делает!
Из его груди вырвался вздох. Этот вопрос, казалось, лишил его последних сил. Он закрыл глаза и уронил руку, повернув ее ладонью вверх и расслабленно согнув пальцы, будто просил милостыню. Дыхание его стало медленнее и глубже вдох, выдох; вдох, выдох. Во сне он выглядит моложе.
В холле за моей спиной от вечернего ветра слегка колыхалась дверь, которую он не до конца закрыл.
Я прыгнула вниз. Веревочка сегодня истончилась и окрасилась в элегантный пурпурный цвет. Я подошла к двери, чувствуя, что она все туже обматывается вокруг моей шеи. А когда дошла до порога, то хоть и могла еще дышать, но лишь едва-едва. Открытый дверной проем полыхал белым светом. Мне на головку легла тяжелая ладонь. Тед неуклюже погладил мои ушки. Судя по голосу, он вовсе не спал.
Что, киса, на улицу хочешь? спросил он. Ты же знаешь там опасно. Паршиво там, а тебе лучше не рисковать. Но если так уж хочешь
У меня и в мыслях не было выходить, сказала я, Бог не велел мне этого делать, а Его надо слушаться.
Он засмеялся.
Сначала давай наведем красоту. Создадим, так сказать, тебе новый облик.
Я попятилась, уже сталкиваясь с таким вот его настроением, но он схватил меня своими сильными руками и прижал к своему боку. Я чувствовала себя будто в клещах. Он запер замки щелк, щелк, щелк и понес меня на кухню. Когда он спотыкался, мир хмельно колыхался то в одну, то в другую сторону. Он протянул руку к верхней полке буфета и что-то с нее взял широкий, блестящий нож. Сталь с тонким свистом рассекла воздух. И я тут же бросилась в бой, пытаясь дотянуться до него коготками и зубами.
Он схватил меня за загривок и дернул вверх. Нож издал бархатный звук, будто что-то отрезая. В воздух полетели клочья моей шелковистой шубки. Он чихнул, но даже не подумал остановиться, отсекая ножом прядки шерсти на шее, спине и кончике хвоста. Ему каким-то невероятным образом удавалось держать одновременно и меня, и нож, да при этом еще горстями отхватывать мою красоту. В пьяном виде он всегда очень сосредоточен.
А потом все прекратилось. Державшая меня рука окоченела. Лицо Теда застыло, глаза помертвели. Я выскользнула из его захвата, тщательно избегая застывшего в дюйме над моей спинкой ножа. И бросила его стоять на кухне, как статую, сжимающую в руке нож. В воздухе кружили нежные пучки меха.
Я отползла от него подальше. Веревка теперь грязно-желтая и тонкая, как шнурок от старого ботинка, протянулась за мной.