Профессор Сёмин очень обрадовался гостям:
Откуда вы знаете, что у меня день рождения?
А они не знали. Поэтому дядя Фёдор быстро сорганизовал Шарика сбегать домой и принести в подарок пару банок солёных грибов.
Печкин в суматохе добежал до почты и нарвал там красивых тюльпанов. Так что всё обошлось.
Тогда дядя Фёдор спросил:
Уважаемый профессор, что это за праздник такой «Фотий нельзя работать»?
Профессор Сёмин сказал:
Честно скажу не знаю. Религиозных праздников в календаре пруд пруди. А про такого Фотия я и не слыхивал.
Придётся к отцу Дионисию в Троицкое топать, сказал Печкин. У него там толстая книга есть про праздники.
Не надо в село Троицкое топать, сказал Сёмин. Давайте посмотрим в Интернете, что это за праздник такой.
Он включил компьютер и стал искать в Интернете, что это за праздник такой замечательный.
Пока профессор Сёмин искал загадочного Фотия, кот Матроскин листал красивые альбомы, которые всегда были разложены у профессора Сёмина для гостей.
Он, конечно, выбрал самый интересный «Интерьеры домашних усадеб русских царей. Петергоф».
Он рассматривал дворец и думал:
«Вот это дворец! Это ж целый аэродром! Это ж сколько дров для него зимой потребуется!
Вот это окна, какая красота! Как же их протирать? Да на них мочалок не напасёшься. Да их с утра до вечера протирать надо! Вот у нас окошки плюнул на тряпочку, раз и всё!
А полы паркетные! Просто загляденье! Мне таких полов даром не надо! Как только последний пол вымоешь, первый уже снова запачкают».
Потом он рассматривал фонтаны и скульптуры и стал почему-то недовольно фыркать. Он позвал дядю Фёдора и говорит:
Какая неприятная скульптура.
Вот эта?
Да, вот эта. «Самсон, раздирающий пасть льва».
А почему?
Потому, что мне льва жалко. Да ты сам посуди, дядя Фёдор, сплошное неуважение к кошачьим. Есть «Витязь в тигровой шкуре». А вот тигра в витязевых доспехах нет. А чёрных кошек вообще преследуют из-за цвета кожи.
Он ещё раз посмотрел на скульптуру «Самсон, раздирающий пасть льва» и сказал дяде Фёдору:
Надо бы дополнить композицию. Сделать ещё одну скульптуру: «Не получилось».
Какую скульптуру?
Лев сидит на груди Самсона.
А почему «Не получилось»?
Потому что если у Самсона не получилось, то у льва уж точно получится.
Наконец профессор Сёмин нашёл то, что искал.
Смотрите, есть такой святой Фотий. Даже есть его фотография. Вот что про него написано:
«Святой равноапостольный Кирилл, учитель словенский святитель Фотий, патриарх Константинопольский, жил в IX веке, происходил из семьи ревностных христиан. Святой Фотий получил блестящее образование и, состоя в родственных отношениях с императорским домом, занимал должность первого государственного секретаря в Сенате. Современники говорили о нём: «Сведениями почти во всех светских науках он столько отличался, что по праву мог считаться славою своего века и даже мог спорить с древними. Православная Церковь почитает святителя Фотия как ревностного защитника православного Востока от владычества пап».
Но здесь ничего не сказано про то, что не надо работать.
Может, это какой-нибудь не тот Фотий? предположил почтальон Печкин.
Есть ещё один Фотий митрополит Киевский. Очень замечательная личность. Он, сказал Сёмин, очень многое сделал в смысле просвещения в России. И даже ещё один Фотий Васильев старообрядец, бывший стрелец. И никто из них не говорит, что работать нельзя.
В общем, так, сказал почтальон Печкин, пока я всё про этот праздник не узнаю, я 15 июля каждый год работать не буду.
А я, пока про этот праздник всё не узнаю, сказал Матроскин, 15 июля каждый год работать буду.
Когда они уходили, профессор Сёмин сказал дяде Фёдору на ухо:
Вот в таких ситуациях люди и проявляются.
И хотя Матроскин был не «люди», он проявился в лучшую сторону, чем Печкин.
Глава одиннадцатая
Щенок Горбунок
Надо было, в конце концов, заканчивать поэму. И Шарик работал над ней и работал:
И он бежал, бежал, Бежал
Бежал, бежал, бежал, бежал
Против бури, против ветра
Целых двадцать два кил-метра
Здесь Шарик подумал, что «кил-метр» ненамного лучше «чел-века», но потом решил:
Кто умный, тот поймёт. А бестолковым я читать поэму не стану.
Поэтому он продолжил:
Бежал, бежал, ещё бежал.
Но всё же вора задержал.
Вора́ он смело укусил,
И тот пощады запросил:
Меня, эх, погубила страсть.
И больше я не буду красть.
Простите меня, простите.
На волю меня отпустите
Скоро его поэма была практически готова. Он позвал дядю Фёдора и Матроскина и стал им читать шедевр:
Ночь, улица, фонарь, стройбаза
Дружок взял след почти что сразу.
Тот след был от грузовика
Он читал и читал. Дошёл до погони. Тут дядя Фёдор остановил его:
Слушай, Шарик, что-то у тебя поэма бесконечная. Попробуй её сокращать.
А как?
А вот Дружок у тебя бежит десять раз. Пусть бежит один раз.
Но там дорога длинная. Грузовик далеко уехал.
Допустим, говорит Матроскин. А чего это ты всё украденное перечисляешь? Корзина там, картина, картонка и маленькая собачонка. Ты бы ещё носки перечислил, ботинки.
Собачонки там не было, спорит Шарик.
Как не было? Была. Вот же у тебя написано: «Ах, нет у нас собачонки. Вот и пропадают дублёнки». Значит, собачонка была.