И вот, поднимая морозную пыль,
Несётся по городу автомобиль.
Ночь, улица, фонарь, стройбаза
Дружок взял след почти что сразу.
Поэт Шарик к этому месту не просто устал, а основательно переутомился. Он посчитал строчки. Их получилось пятьдесят восемь строк. Или восемьдесят с чем-то долларов-рублей
Для одного дня больше чем достаточно, решил он. Можно и отдохнуть.
Глава восьмая
Мемуары кота Матроскина
Кот Матроскин по секрету от всех вёл дневник. Всё интересное записывал. Вёл он его уже давно целых два дня.
Самое трудное было в том, что ничего интересного не было.
«Вчера, 15 мая, приехал дядя Фёдор.
Теперь он, конечно, поставит на место Шарика. Шарик окончательно распоясался. Ловит блох прямо на глазах у людей. И котов».
«16 мая. Мы с дядей Фёдором торжественно ничего не делаем. Пойду дам Мурке сена».
«17 мая. Сегодня с утра торжественно ничего не делал, но сначала подоил корову и сходил в магазин. Шарик стал совсем другим. Его вымыли. А я мыться не люблю и не буду».
Ему понравилось вести дневник, и он стал записывать события каждого дня.
«18 мая. Все блохи с Шарика ушли. Он больше не ловит их, как раньше, целыми днями. А я стал весь чесаться. Это не могут быть блохи. Наверное, это раздражение. Насекомые на интеллигенции не разводятся».
«19 мая. Оказывается, разводятся. Стараюсь держаться ближе к Шарику. Может быть, уйдут на него обратно».
«20 мая. Всю ночь не спал. Не ушли».
«25 мая. Прочитал свой дневник. Ничего интересного, кроме блох. А ведь есть рассветы и закаты, есть духовная жизнь, например театры. Но разве с такими блохами пойдёшь в театр? Каждая размером с клюкву».
Дядя Фёдор как-то заглянул в дневник Матроскина и увидел эту блошиную эпопею.
Матроскин, как тебе не стыдно! Давай немедленно купаться.
Нельзя.
Это почему?
Я воды боюсь.
Но ты же у нас морской кот.
Да, морской. Я морской воды не боюсь, а у нас вода речная.
Ну и отлично, говорит дядя Фёдор. В аптеке в селе Троицком морскую соль продают. Я видел, там ребята для аквариума покупали. Бери, Матроскин, тележку и шагай в Троицкое за солью. Будем тебе морские купания устраивать.
Матроскину деваться было некуда. На другой день он на тележке привёз соль из Троицкого. Стали думать, где его купать. Ванны в сельской местности в домах из дровишек обычно не заводили.
Шарик говорит:
А вон у нас есть бочка для дождевой воды. Мы туда Матроскина и запихнём.
Не надо меня запихивать, говорит Матроскин. Отойдите все в сторону. Я буду всё по-своему делать.
Сначала он бочку как следует отмыл. Потом вставил в неё кипятильник. Потом соли насыпал.
Шарик говорит:
Это как в «Коньке-Горбунке». Сейчас он туда прыгнет. А вылезет оттуда тигром.
Я не знаю, каким он оттуда вылезет, говорит дядя Фёдор. Только у него всё правильно получается.
Матроскин сказал:
Я буду всё делать так, как белые медведи делают.
Он стал постепенно погружаться в воду. Сначала задние лапы, потом пузико. Потом сам медленно-медленно стал опускаться вниз.
Он вниз опускался, а все насекомые наоборот вверх по нему лезли. Он всё ниже они всё выше. Кот сказал Шарику:
Вот эту щепочку я себе на нос положу. Когда все блохи на неё переползут, ты, Шарик, зачерпни её своей миской и вместе с водой в помойку вылей.
Так они и сделали. Матроскин глаза зажмурил, щепочку себе на нос положил и в воду до конца погрузился. Блохи все на щепочку и попрыгали.
Шарик взял миску, только не свою, а кота Матроскина, поймал плавающую щепочку, зачерпнул её и отнёс подальше от дома.
Он подумал:
«Хороший способ придумали белые медведи. Только где они там в тундре кипятильник брали?»
После этого мемуары кота Матроски-на больше наполнились духовной жизнью:
«Июнь. Шарик совсем меня замучил своими стихами. «Один чел-век имел собаку». Этот «чел-век» у него занимается «педагогой». Мы с дядей Фёдором объясняем Шарику, что это неграмотно. Что так стихи не пишут. А он нам нахально отвечает: «Много вы понимаете в высокой поэзии!» Он никого не слышит и «педагогит» и «педагогит» дальше.
Если уж Шарик стал высоким поэтом, может, мне тоже попробовать сочинять?»
И он действительно как-то с утра уселся за стих. Он решил не прославлять себя поэмами, как Шарик, а написать простое деловое стихотворение в подарок дяде Фёдору.
Он начал:
Я новый стих сейчас создам
И дяде Фёдору отдам.
Ой, говорит Матроскин. Вот и всё. Готовое стихотворение получилось.
Он пошёл к дяде Фёдору и дал ему листок. Дядя Фёдор прочитал и говорит:
Ну и создавай.
А я уже создал.
Где оно?
Да вот оно и есть «оно». Ты его держишь.
Но тут написано «создам». Значит, ты его только будешь создавать.
Да нет, говорит Матроскин. Это я так подумал сначала, что создам и отдам. А когда я это записал, всё теперь есть что отдавать. Уже есть две строчки, и рифма есть.
Нет, решил дядя Фёдор. Мне ещё хотя бы две строчки нужны.
Матроскин думал, думал, думал Ничего у него не получалось. Он к большому поэту Шарику пошёл.
Шарик, что надо писать, когда ничего не пишется?
Когда ничего не пишется, тогда про природу писать надо.
Эта мысль столкнула кота Матроски-на с места. Он сразу придумал:
Веточки, цветочки,
Бабочки, листочки,
Перелески, тополя
Это всё моя земля.