Матвей специально нагнетал обстановку. Пугать, так по полной. Что занятно, группа подъехала быстро. Видимо, была свободная машина. Вошли, один сразу принялся обыскивать троицу. У троицы уже весь запал пропал, мелко тряслись пальцы.
Оружия нет, доложил он.
Граждане, документы имеются? По какому праву вы ворвались в квартиру нашего сотрудника?
Контра они, надо вывести во двор и шлепнуть. Вон у этого морда сытая, не из бывших ли?
Один из чекистов показал на домкома в военном френче. Преддомкома уже бледен и вот-вот сознание от страха потеряет.
Так, идем с нами! приказали чекисты. Шаг в сторону расцениваем как попытку побега.
Похоже, парни ситуацию поняли и теперь подыгрывали Матвею. Представителей домкома вывели. Матвей запер дверь, посмеялся. Все же есть свои плюсы в службе грозному ведомству.
Через несколько дней, возвращаясь домой, Матвей увидел во дворе председателя. Тот подошел, долго извинялся, что причинил неудобства столь значимому человеку.
Скажи спасибо, что разобрались. А то и шлепнуть могли на Заячьем острове.
На Заячьем острове располагалась Петропавловская крепость, а главное тюрьма для политических. За стенами крепости иной раз расстреливали заложников. И сколько человек зарыто между стенами крепости и урезом воды, не известно никому.
Матвей воспользовался преимуществами положения в личных целях в первый раз, но понял служба в ЧК имеет ценность, которая не прописана нигде. Председатель домкома больше никогда не беспокоил. Даже завидев на тротуаре, старался перейти на другую сторону улицы. Кто был выше ЧК, так это партийные организации и их начальники.
К осени голод в Петрограде стал не таким острым. У селян в окрестных волостях созрел урожай картошки и прочих овощей, они повезли его в город. Если селяне могли питаться со своих огородов, то вещи надо было покупать. Для этого сначала продать излишки с огородов.
Матвей решил, что пока в доме будет картошка, голод ему и его семье не грозит. Купил оптом несколько мешков, в субботу на служебном автомобиле отвез на дачу. Оказалось отец уже прикупил морковь и свеклу, капусту и лук, уложил в подвале. Собирался картошку купить, но таскать в его возрасте тяжело. Картошку ведь не килограммами берут на зиму, мешками. Сына ждал, а он уже со вторым хлебом приехал. Сала соленого еще бы, да растительного масла фунтов двадцать. Отец сказал, что представители поселкового комитета по дачам ходят, выискивают «бывших» и скрытых врагов революции спекулянтов, мешочников. По их наводкам губчека приезжает, людей забирают, и никто назад не вернулся. Матвей знал, куда они исчезают. Либо под скорый и бессудный расстрел, либо в так называемые трудовые исправительные лагеря.
В приватном разговоре отец напрямую сказал:
Сын, если придут чекисты, я буду стрелять. А там как повезет.
Убьешь одних, вечером или утром следующего дня приедут другие.
Предполагаю. Только судя по разговорам, они и женщин не щадят.
Так и есть.
Тревожно на душе у Матвея. Нет спокойствия в государстве, твердых законов и порядков. Как в «Интернационале». Старый мир разрушили, отряхнули его прах с ног. А новый пытаются строить на крови безвинных жертв. Было уже в мире подобное, кончилось плохо. На штыках к власти прийти можно, усидеть нельзя.
И все же на даче, в кругу родителей и жены Матвей отмякал душой. Можно говорить о чем угодно, вспоминать развалившуюся империю и не думать, что твой собеседник завтра «настучит».
После Октябрьского переворота в ранг добродетели возвели качества, прежде осуждаемые моралью. Можно спровоцировать, обмануть, донести, при этом испытывать удовлетворение, а зачастую получать поощрение от власти. Было предчувствие надвигающейся беды. Хотя, что может быть хуже уже свершившегося Октябрьского переворота, прихода к власти на немецкие деньги большевиков, убийства царя и семьи, разрушения моральных устоев. Чем плохи были десять Христовых заповедей не укради, не убей, не возжелай жены ближнего?
Еще и гражданская война толком не закончилась, большевистское государство едва образовалось, а уже лагеря организовали.
Соловецкий монастырь удобно расположен, на острове. В течение многих лет он использовался для изоляции еретиков, сектантов, политически неблагонадежных, как Аверкий Палицын. Соловецкая монастырская тюрьма была закрыта царским повелением в 1903 году.
А в 1919 году ВЧК учредила ряд принудительных трудовых лагерей в Архангельской области в Холмогорах, Пертоминске, под самым Архангельском. Позже, с 1921 года эти лагеря стали называться СЛОН (северные лагеря особого назначения). В 1923 году ГПУ построило новый лагерь на Соловках, изгнав оттуда монахов. Лагерь огромный, например, в 1930 году там находилось 71 800 человек. Расформирован он был в 1933 году.
Беспокойства за семью добавляло обстоятельство развязанный большевиками красный террор. Чекистов не волновало, виновен человек или нет. Главное не пролетарий или крестьянин. Остальные классовые враги. Партия поставила задачу запугать обывателей, чтобы сами выдавали тех, кто планировал теракты или входил в контрреволюционные объединения. Хотя по законам всех стран надо было искать террористов и их руководителей. А запугать народ казнями этих террористов. Не должен невинный отвечать за преступника. Получалось наоборот. Террористы оставались на свободе, планировали новые акты и другие жертвы. Мало того, получали в среде мещан сочувствие, поддержку и помощь. А бороться с собственным народом бессмысленно и бесполезно.