Она вдруг вспомнила про этот печальный факт: свой возраст.
Как и многие женщины, привыкшие держаться старше своих лет, Зелиха очень злилась оттого, что на самом деле была куда моложе, чем хотела.
Мне девятнадцать, призналась она и тотчас покраснела, словно все эти люди вдруг увидели ее голой.
Нам, конечно, необходимо получить согласие вашего мужа. Секретарша больше не щебетала и незамедлительно задала следующий вопрос, уже догадываясь, какой будет ответ. Позвольте спросить, вы замужем?
Краем глаза Зелиха заметила, что полная блондинка справа и женщина в платке смущенно заерзали. Под тяжелыми испытующими взглядами всех присутствующих кривившая ее губы усмешка превратилась в блаженную улыбку. Не то чтобы она получала особое удовольствие от неловкости, но затаившееся в глубине души безразличие только что шепнуло, что на мнение других можно плюнуть, в конечном итоге оно ничего не меняет. Она недавно решила изгнать из своего лексикона некоторые слова, так почему же не начать прямо сейчас со слова «стыд»? И все же ей не хватило духа произнести вслух то, что и без того было ясно всем в этой комнате. Не было никакого мужа, некому было давать согласие на аборт. Не было никакого отца. Вместо папы только пустота. Но Зелихе повезло: с точки зрения формальностей, отсутствие мужа облегчало дело. Судя по всему, ей не требовалось ничье письменное согласие. Бюрократические правила были направлены на спасение младенцев, зачатых в законном браке, а внебрачных детей никто особо не стремился спасать. В Стамбуле ребенок без отца был очередным ублюдком, а ублюдок это просто очередной расшатавшийся больной зуб, готовый в любой момент выпасть из пасти города.
Место рождения? Уныло продолжала секретарша.
Стамбул!
Стамбул?
Зелиха передернула плечами, что за вопрос? Где же еще, черт возьми?! Она же часть этого города! Разве у нее на лице не написано? Зелиха считала себя истинной стамбулкой. Словно укоряя секретаршу, не увидевшую столь очевидного, Зелиха развернулась и, не дожидаясь приглашения, плюхнулась в кресло рядом с женщиной в платке. Только тут она заметила мужа несчастной, который сидел неподвижно, словно оцепенев от смущения. Похоже, он-то как раз не осуждал Зелиху, ему было и без того мучительно неловко быть единственным мужчиной в этом женском царстве. Зелихе даже жалко его стало. Она подумала, не предложить ли ему выйти на балкон покурить в том, что он курит, она не сомневалась. Но это могли неправильно понять. Незамужняя женщина не делает таких предложений женатым мужчинам, а женатый мужчина в присутствии жены мог проявить враждебность по отношению к другой женщине. И почему так сложно подружиться с мужчинами? Почему это всегда так? Почему нельзя просто выйти на балкон, покурить вместе, переброситься парой слов, а потом снова разойтись? Довольно долго Зелиха сидела неподвижно. И не потому, что смертельно устала, и не потому, что ее достало всеобщее внимание, а просто потому, что ей хотелось посидеть у открытого окна, она соскучилась по звукам улицы. Вот раздался хриплый голос разносчика:
Апельсины! Свежие, ароматные апельсины!
Отлично, давай кричи дальше, пробормотала Зелиха.
Она не любила тишину. Ничего, что люди вечно смотрят на нее на улице, на базаре, в приемной у врача, здесь и там, днем и ночью, ничего, что они пялятся на нее, разглядывают с ног до головы, потом снова лупят глаза, словно впервые видят. Она всегда могла как-то отразить их взгляд. А вот перед их молчанием она была беззащитна.
Эй, апельсинщик, почем килограмм? закричала женщина из верхнего окна на другой стороне улицы. Поразительно, как молниеносно, без малейшего усилия, горожане придумывали невероятные названия для самых обыденных профессий. Нужно только прибавить суффикс «-щик» к любому товару на рынке и вот уже можно включать очередное наименование в бесконечный список городских профессий. Так что в зависимости от предлагаемого товара тебя могли назвать апельсинщиком, зеленщиком, крендельщиком или абортщиком.
К тому времени Зелиха уже не сомневалась. Но хотя и так знала, для верности сделала тест в новой клинике по соседству. В день торжественного открытия там устроили пышный прием для избранной публики, а снаружи все разукрасили венками и букетами, чтобы и прохожие были в курсе. Зелиха поспешила туда назавтра. Цветы уже поникли, но по-прежнему пестрели флаеры с надписью большими сияющими буквами: «К КАЖДОМУ ТЕСТУ НА САХАР ТЕСТ НА БЕРЕМЕННОСТЬ БЕСПЛАТНО». Зелиха понятия не имела, как сахар связан с беременностью, но все равно сдала анализ. Оказалось, что сахар в норме. Еще оказалось, что она беременна.
Заходите, девушка, позвала стоявшая в дверях секретарша, в который раз за день сражаясь со словом «доктор», опять это несчастное «р». Доктор ждет.
Зелиха вскочила, в одной руке каблук, в другой коробка с сервизом. Она почувствовала, как все уставились на нее, следят за каждым шагом, и не побежала, как обычно, со всех ног. Нет, она двигалась медленно, почти томно. На пороге Зелиха остановилась и, как по команде, обернулась. Будто знала, на кого смотреть. Женщина в платке глядела мрачно, лицо ее исказилось от злости, она беззвучно шевелила губами, проклиная и доктора, и девицу. Почему Аллах послал дитя не ей, а этой вертихвостке?